Люба, Яночка… и другие - Анатолий Григорьевич Петровецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша рассказывал о ней весело, без обиды и раздражения.
– Она – хозяйка жизни! А кто мы? – улыбаясь, спросил он, не ожидая ответ.
– Я так не думаю, – возразила Люба. – В конце концов, все зависит от самого человека. «Хочешь быть рабом – будешь! Не хочешь – будешь бороться!». Цитата из моего дорогого папочки. Правда, ему самому не всегда удавалось следовать этому принципу.
– А у тебя, получается? – тихо спросил Саша.
– Я пробую. А у тебя?
– У меня что-то не очень…
14
Люба родила в середине мая. Ей хотели делать кесарево сечение, так как думали, что не сможет родить сама. Поэтому положили в больницу на два дня раньше установленного срока. Но она через день родила сама без особых осложнений. Отец и мать бродили под окнами роддома пока им не сообщили о рождении внучки. Затем отправились покупать все необходимое. Мать принципиально не разрешала до родов покупать пеленки, распашонки, коляску и прочие принадлежности для новорожденного. В этом вопросе она была очень суеверна.
Дочь родилась не большой и не маленькой. Весила 3 килограмма 200 грамм при росте 50 сантиметров. Когда девочку впервые принесли на кормление, Люба расплакалась. Красный пятачок личика украшал огромный хохолок светлых волос. Пятачок морщился, гримасничал и успокоился только тогда, когда припал игрушечными губками к груди матери. «Вот и я – мать», – пробралось в сознание свежим ветерком, поднимая доселе неведомые чувства.
Любу держали в роддоме больше недели. Приходили поздравить подруги, друзья по университету, родственники и друзья родителей. Однажды пришел Олег. Он был возмущен тем, что родители Любы не сообщили ему о рождении дочери.
– Как они могли скрыть от меня такое событие? – возмущался он. – Мои родители купили коляску, и после роддома я забираю тебя с ребенком к нам домой. Кем же нужно быть, чтобы не сообщить отцу о рождении дочери.
– Настоящему отцу ничего не нужно сообщать. Он сам отвозит свою супругу в роддом и под окнами ждет рождения ребенка, – сказала с усмешкой Люба, развернулась и ушла.
Больше она его не видела, как и купленную семьей Волковых коляску.
Конечно, ей было обидно и больно, когда к женщинам приходили мужья и радовались появлению на свет новых ростков их семейной жизни. А она была лишена этого. Готовила себя к подобному сценарию, но все оказалось намного сложнее и неприятнее.
На восьмой день молодую маму и дочь выписали из больницы и доставили на машине друзей семьи домой.
В квартире все сверкало. А в комнате Любы стояла новенькая детская кроватка. Лишние вещи мама вынесла, чтобы ребенок мог дышать свежим воздухом. Тумбочка с книгами и учебниками перекочевала в салон, а на ее месте стояла новая тумбочка для детского белья. В небольшом коридоре ютилась новенькая коляска, увешенная погремушками. А в ванной стояла пластмассовая ванночка для купания ребенка. «Все продумали и предусмотрели», – промелькнуло в Любиной голове. – Прорвемся».
В первый же вечер купали ребенка дедушка с бабушкой. Люба переживала, стоя в стороне и наблюдая за тем, как ловко справляются родители с этим нехитрым, но пока еще сложным для неё действием. «Еще помнят», – с гордостью и некоторой завистью отметила она про себя.
А дальше все потекло своим чередом. Люба стала готовиться к летней сессии. Мама окончательно ушла с работы, на которой давно уже не работала. Официально рассчиталась и занялась воспитанием внучки, которую назвали в честь ее дедушки Янкеле Яной. Он, по рассказам родственников, геройски погиб во время войны на фронте и стал легендой семьи.
Ей помогала, как могла бабушка Любы Рая. Она жила вместе с ними, болела, но живо реагировала на правнучку. Не брала ее на руки, но сидеть рядом с коляской и петь Яночке песенки иногда себе позволяла. Правнучка внимательно, всем так казалось, смотрела на беловолосую как легкое облачко женщину с маленьким детским, не по возрасту гладким лицом. Иногда улыбалась ей, чем приводила всех окружающих в очередной восторг. Долго лежать в спокойном состоянии Яна не могла, начинала морщиться и плакать. Прабабушка Рая вынуждена была «подкачивать» коляску с «драгоценным бриллиантом» в ней.
В пять месяцев ребенок легко крутился во все стороны, ползал назад и упруго стоял на ножках, держась за пальцы взрослых. Правда, периодически ножки подкашивались, и Яночка падала, но вновь быстро поднималась. Когда у нее ничего не болело, она подолгу «гулила», что в семье было принято называть песней.
Люба успешно сдала летнюю сессию, и все лето посвятила дочери. Они много гуляли на воздухе, ходили на речку, ездили на дачу. Яночка росла и хорошела. Её хохолок стал еще больше и смешнее. Она радовала всех: родных, близких, соседей, кроме одного человека – отца. Олег не появлялся и не изъявлял желания увидеть дочь. Его родители тоже не желали встретиться с внучкой и ничем не помогали.
Через пять месяцев после рождения ребенка, Люба подала на развод. Олег не возражал и даже обрадовался. Их развели быстро по обоюдному согласию. Имущественных претензий не было. Не успели нажить ничего совместно. А то, что им подарили на свадьбу с обеих сторон, Олег забрал себе, когда Люба лежала на сохранении. Никто не возражал. Было стыдно и горько осознавать, что из-за такого человека умудрились испортить себе жизнь столько людей. Если бы кисть судьбы не смешала краски на палитре ее жизни, то все могло пойти по-другому и грязно-серое полотно сияло бы цветными красками. Этого, к огромному сожалению, не произошло.
Но появление «золотца», «мамочки», «хрусталика», «драгоценного бриллиантика» оправдывало все, скрашивая жизнь семьи Гольдштейн целомудренным цветом.
На алименты Люба не подавала. Не желала получать от «поддонка» никакой помощи. Надеялась только на себя и своих родителей. Это несказанно обрадовало вторую сторону, и они вычеркнули из собственной жизни «досадную ошибку молодости» единственного сына.
Прошло еще полтора года и Люба, проконсультировавшись с адвокатом, подала документы в суд на лишение Олега родительских прав. Попросила отца представлять ее в суде. Олег не соглашался на добровольный отказ от отцовства. За этим его решением стояли родители. Им было неловко перед знакомыми и даже родственниками, которые, в большинстве своем, не оправдывали их за такое отношение к ребенку.
Судья недоумевала:
– Как так могло случиться, что отец, бабушка и дедушка ни разу не видели ребенка?!
– Они не сообщили