Мокрое волшебство - Эдит Несбит

– Кэтлин – моя любимая сестра, – продолжал Бернард, – и я не собираюсь втягивать ее в заварушку.

– А я хочу быть втянутой, – вставила неблагодарная Кэтлин.

– Ну так что? Вы с Мавис сделаете все без нас или нет?

После недолгого обсуждения, в ходе которого с Кэтлин обращались крайне тактично, на том и порешили. И тогда Бернард изложил свой план кампании.

– Как только вернемся домой, начнем возиться с той старой тачкой, катать в ней друг друга и так далее. А когда придет время отправляться домой, оставим ее в дальнем конце поля, за старой овчарней у ворот. Тогда глубокой ночью она будет у вас под рукой. Вы должны взять полотенца или что-нибудь вроде того и обмотать колеса, чтобы они не громыхали. Можете положить под подушку мой игрушечный будильник, он не разбудит никого, кроме вас. Вы вылезете через окно столовой и через него вернетесь. Я одолжу вам свой новый ножик с тремя лезвиями и штопором, если будете его беречь. Вы разрежете ножиком брезент и двинете по задней дорожке за цирком… Но если хотите послушать моего совета, лучше вообще никуда не ходите. Русалка такая злюка, что я бы не задумываясь предпочел ей тюленя. Эй, а вон и папа с мамой. Побежали!

И они побежали.

План, набросанный Бернардом, был выполнен без сучка и задоринки. Все шло хорошо, только Фрэнсис и Мавис с удивлением обнаружили, что боятся куда сильнее, чем ожидали. Любое по-настоящему грандиозное приключение вроде спасения русалки всегда выглядит намного серьезнее, если вы начинаете его ночью, а не днем. Кроме того, хоть они и знали, что не делают ничего плохого, у них было неприятное чувство, что мама и папа могут с ними не согласиться. И, конечно, даже речи не шло о том, чтобы попросить разрешения отправиться глубокой ночью на колеснице спасать русалку. На такие дела почему-то никогда нельзя отпрашиваться. И чем больше доводов ты будешь приводить, тем меньше, по мнению взрослых, будешь годиться для подобной экспедиции.

Фрэнсис лег полностью одетым, натянув поверх одежды ночную рубашку. У Мавис под ночнушкой была короткая синяя юбка и вязаная кофта.

Верный долгу будильник разразился под подушкой Фрэнсиса оглушительным свистом и грохотом, который никто больше не услышал. Мальчик осторожно прокрался в комнату Мавис, разбудил ее, и, когда они спускались по лестнице в одних чулках, не скрипнула ни одна доска.

Французское окно бесшумно открылось, тачка ждала там, где ее оставили, и дети, к счастью, захватили с собой достаточно веревок, чтобы привязать к колесам жгуты из полотенец и чулок. Ножик они тоже не забыли.

Тачка была тяжелой, они даже испугались, представив, насколько она сделается тяжелее, когда в ней свернется недовольная русалка. Однако дети катили тачку по очереди и прекрасно справлялись с ней на проселочной дороге, ведущей на пустырь, где Бичфилд устраивает ярмарки.

– Надеюсь, ночь достаточно глубокая, – прошептала Мавис, когда показался цирк, выглядевший очень белым при свете звезд. – Думаю, сейчас уже почти два часа.

– Еще какая глубокая, если дело только во времени, – отозвался Фрэнсис. – Но, предположим, цыгане не спят? Они ведь сидят и изучают звезды, чтобы предсказывать судьбу, верно? А вдруг нынче у них астрономическая ночь? Предлагаю оставить тачку здесь и сходить на разведку.

Они так и сделали. Туфли на резиновой подошве бесшумно ступали по росистой траве, и, идя очень осторожно, на цыпочках, дети подошли к шатру. Фрэнсис чуть не споткнулся о растяжку, но вовремя ее заметил и успел обойти.

«Будь на моем месте Бернард, вот бы он наделал шуму», – сказал себе мальчик.

Дети крадучись шли вокруг шатра, пока не добрались до маленькой квадратной выпуклости, отмечавшей место, где находился резервуар с водорослями и русалкой.

«Они умирают в неволе, они умирают в неволе, они умирают в неволе, – повторяла про себя Мавис, пытаясь собраться с духом и напоминая себе, насколько важное у них предприятие. – Вопрос жизни и смерти, – говорила она себе, – жизни и смерти».

Они уже пробрались между колышками и канатами и подошли совсем близко к брезенту. Сомнения в силе и бесшумности ножа овладели трепещущей душой Фрэнсиса. Сердце Мавис билось так сильно, что, как она позже призналась, почти заглушало мысли. Девочка тихонько поскребла брезент, а Фрэнсис тем временем нащупывал нож с тремя лезвиями и штопором. Мавис чувствовала, что если пленница-русалка подаст ответный сигнал, это подкрепит их решимость. Ответного царапанья не последовало. Вместо этого по брезенту пробежала темная линия – отверстие, проделанное руками русалки, которые удерживали две половинки ткани, аккуратно разрезанной сверху донизу. Бледное лицо выглянуло наружу.

– А где же колесница? – спросила русалка тишайшим шепотом, но не настолько тихим, чтобы дети не почувствовали: она сердится даже больше прежнего, если такое вообще возможно.

Фрэнсис боялся отвечать. Он знал, что его голос никогда не будет таким тихим, подобным шуму крошечных волн в летнюю ночь, или шепоту пшеницы, колеблющейся на ветру летним утром. Но мальчик показал на дорожку, где осталась тачка, и дети крадучись пошли, чтобы ее прикатить.

Пока они толкали тачку по пустырю, оба чувствовали, сколь многим обязаны Бернарду. Если бы не его идея обмотать колеса, им ни за что не удалось бы без помех спустить эту неуклюжую громадину по ухабистому неровному склону. А так они подкатили тачку к цыганскому шатру так же бесшумно, как арабы в поэме сворачивали свои шатры.[8] Когда они приблизились к распоротой стороне, Мавис снова поскребла брезент, и отверстие открылось.

– Веревки у вас есть? – раздался мягкий голос, и Фрэнсис вытащил из кармана последний кусок веревки.

Русалка проделала в стенке шатра две дырочки и, пропустив сквозь них веревку, закрепила распоротые куски брезента.

– Теперь, – сказала она, приподнявшись в резервуаре и положив руки на его край, – вы должны помочь: взять меня за хвост и поднять. Подходите каждый со своей стороны.

Это было мокрое, неряшливое, скользкое, тяжелое дело, и Мавис казалось, что у нее оторвутся руки, но она все время повторяла: «Умирают в неволе»… И как раз в тот миг, когда она почувствовала, что больше не выдержит, тяжесть исчезла, и русалка свернулась в тачке.

– А теперь, – сказал тихий голос, – катите… быстрее.

Легко сказать: «Катите быстрее». Все, что могли сделать двое детей с тачкой, нагруженной мокрой русалкой – это хоть как-то ее передвигать. И они очень, очень медленно поползли по пустырю. В переулке, под прикрытием высокой живой изгороди, они остановились.

– Езжайте дальше, – велела русалка.

– Мы не можем, пока чуть-чуть не отдохнем, – пыхтя, ответила Мавис. – А как тебе удалось разрезать брезент?