Радио Пустота - Алексей Егоров

– О чем думаешь, выдумщик – философ? – Спокойно спросила Герда и погладила мою взъерошенную шевелюру.

– Куда мы летим? – Спросил я и жалобно проводил взглядом тележку с напитками.

– Нам вина, – сжалилась моя девочка и, передав мне два бокала, улыбнулась.

– Фу, – скорчил я гримасу недовольство, – я как – то не очень, – и отодвинул свой бокал в сторону.

– Девушка у вас жигулевское есть? – Крикнула она в проход, – господин миллионер привык закидываться отечественным не фильтрованным.

– В тех кругах, где я имел возможность общаться, – нарочито осведомил ее, я, – этот моветон считается не вполне интелегентным!

– Че?! – С провинциальным говором спросила она и рассмеялась, – Пивасяндра притаранить че ли? Потом к телачам? Или, как там в вашем окраинном Кембридже выражоввыются? Пивко? Пивасик? Семки, шаурмяшная, палисосец. Да?

– Да, – гордо сознался я, и весело запел, – и на цыганском факультете, образование получил, в натуре!

– Я вас умоляю, – равнодушно сказала Герда

Пиво в арсенале оказалось, правда дорогое и не знакомое. Но… очень даже ничего.

– Семак нет, – добавила она строго, – телачи в десяти тысячах ниже, придется прыгать.

Я отхлебнул пива и загрустил. Мне вдруг показалось что я снова умер. Снова умер как тогда в детстве. Один самолет, тяжело набрав высоту, рухнул. Другой, полетел в какую – то новую жизнь. Самолет этот лежал в тлеющих руинах, и единственное что нашли спасатели, это золотая без лимитная карта. И лежит она целехонькая на дымящихся обломках.

Выкопают ямку и покладут туда горстку пепла. И ее сверху покладут. Накроют толстым слоем земли и поплачут. Хотя нет. Плакать то некому.

– Так куда мы…? – Успокоил ее я, и приготовился слушать.

– Что? – не расслышав, переспросила она

– Ты будешь обо мне плакать, Герда?

– Слушай, – строго отрезала она и закрыла свой модный телефон, посмотрела на меня строго и безразлично, как смотрят на влажный валун на могиле неизвестного. На котором, серыми поблекшими буквами написано, – Здесь лежит изобретатель АЖБ – 1, выдумщик и искатель вечного женского естества. Хотя, столько на этот камень вряд ли поместиться. Разве что, простое и лаконичное, – «Мудак»

– Куда мы летим, Герда? – Повторил я свой назойливый вопрос.

– Для начала спустись с неба на землю, – нравоучительно попросила она и отхлебнула вина.

– КУДА МЫ ЛЕТИМ? А? КУДА???

Это было здание старинной оперы. До него мы с легкостью добрались на карете запряженной четверкой лошадей. Почему Герда выбрала такой способ передвигаться по городу? Я не знаю. Я устал и мне было скучно спрашивать ее. Я просто как мешок с картофелем погрузился с шумом в каретное пространство, задвинул занавеской окно и закрыл глаза. Самолет меня порядком утомил. Мне вообще казалось, что мы летим целую вечность, да и скукота пейзажа под лайнером, приводила мой ум в депрессивное состояние. Внизу постоянно была светящаяся поверхность водной глади. Небо было безоблачным и видимость прекрасной. Я видел маленькие кораблики, бороздящие стихию. В лунном свете, они казались сказочно – игрушечными. Я представлял себе руки неведомого бога, который мог бы играть этими корабликами в различные игры. С легкостью, и только по своей игривой воле, провожать их по натянутому голубому полотну. Или радостно и с восторгом топить.

– Многие выбирают именно морское путешествие, – опередив мой немой вопрос, сказала мне Герда, – через эти места интереснее и познавательнее плыть на пароме. Правда, там немного чудаковатый капитан, – добавила она и усмехнулась.

– Мы из за него выбрали перелет? – С интересом спросил я.

Герда повернулась ко мне и принялся рассматривать ее тщательнее. Пьяный угар прошел, и я совершенно не слушал того, о чем она говорила мне. У меня будто выключили звук, заменив его в голове легкой прелюдией из музыкальных нот и пения хора. Хор пел о чем то простом, о молоке или о хлебе. О дороге, что может быть уходит в небо, или ручье, который пережил многих и переживет меня. Ее волосы аккуратно струились по плечам. Зелень глаз пьянила и завораживала. А чувственные губы подрагивали в понятном только ей, танце. Она так печально оттопыривала нижнюю губу и дотрагиваясь указательным пальчиком, как будто сдувала с него невидимую пенку. В глазах была настоящая тоска, как вдруг, мне почему то показалось что цвет их стал другим. Они немного потемнели и даже отчасти приобрели кофейный оттенок. И в тот же миг стали желтыми до невозможности. Зрачок растворился в этой невыносимой желтизне. И, вихрем ушел ко дну. Я отправился за ним. Меня просто засасывало в это солнечное море водоворотов и откровений. Я, как будто подобрался к самому хрусталику, и, сквозь толщь ее взгляда, увидел зеркало ее души. В нем была водная гладь и паром. Тот самый, о котором она видимо и рассказывала мне сейчас.

Стола ясная и теплая ночь. Паром мягко скользил по воде, иногда слегка накреняясь то в право, то в лево, не особо внося дискомфорт его пассажирам. Совершенно огромная луна чуть касалась водной поверхности, задевая ее где – то очень далеко. Сама же, буквально зависала над паромом, освещая ему путь в ночном путешествие. Народ на палубе был разный. Женщины, некоторые довольно таки легко одетые, в купальниках и ночных сорочках. Другие, в теплых шубах и вечерних платьях. Рядом с ними крутились обходительные мужчины. Предлагали вино и орешки в маленьких хрустальных пиалах, играл оркестр, некоторые даже танцевали. Я ел мороженое и выглядел немного глупо в сообществе такой разношерстной компании. Вдруг из за рубки показалась Герда. На ней было длинное голубое платье с оторочкой из горностая. Пленительный вырез на спине и миленькая укладка в стиле сороковых годов. Она сексуально передвигалась и потягивала какой то мутный коктейль из длинного и глубокого сосуда, с первого впечатления напоминающего медицинскую колбу. Я подошел к ней, отставив в сторону мороженное и спросил:

– Тебе не холодно?

Она расхохоталась и в этот же момент оркестр заиграл новую мелодию. На небольшую палубу вышла темнокожая певица. Толпа поприветствовала ее жидкими аплодисментами и она запела. Пела она на непонятном мне языке. Очень мелодично и грустно.

– Я знаю эту песню, – оживилась Герда и пригласила мне потанцевать. Я обнял ее за талию, проведя рукой по обнаженной спине. Глаза ее сузились от удовольствия, но она промолчала.

– О чем же она? – Закручивая ее в легком танго, спросил я.

– О реке жизни, она по – моему, так и называется у нее на родине, река жизни. О том, что рождаясь, каждая душа погружается в ее поток. Одни находят в себе силы и переплывают ее. Другие тонут, так и не пожелав научиться плавать. Третьих просто несет потоком.

Я прижал ее тонкое извивающееся тело к себе, и немного наклонил в сторону. Она будто стала в моих руках пластилиновая. Я не просто вел в этом завораживающем танце, я создавал в своих руках женщину. Она же продолжала говорить: