Смертельные игры Пустоши. Узница - Натали Палей

Неожиданно... очень неожиданно...

Нет. Не может быть.

Только не это.

Если Май слышал их приватный разговор... это просто катастрофа. 

— Всё-таки ты был там, — глухо проговорил Эдвард, — а мы удивлялись, почему ты так и не пришёл, ведь отец ждал тебя.

— Не знаю, почему я сразу себя не обнаружил, — Май слегка пожал плечами. — Отца и дядю я точно не собирался подслушивать... уверенный, что по отношению к таким близким людям это будет подлостью. 

Эдвард внутренне поёжился, уже полностью уверенный, что катастрофе быть.

— Но я затаился... Возможно, потому что услышал вдруг имя Елении и очень удивился, а потом уже вы рассказали столько интересного, что я не захотел вас прерывать — мне стало необходимо вас дослушать.

— И что же ты услышал такого, что сегодня решил скомпрометировать себя и Елению? — обманчиво  спокойным голосом поинтересовался герцог Данери.

— Ты надеешься, что я услышал не всё? — холодно усмехнулся Май, а в серых глазах, так похожих на глаза самого Эдварда, отразилось лишь презрение. Невозмутимость стала сходить с лица императора. — Не надейся. Я услышал более, чем достаточно. 

— Майстрим...

— Ваши методы... — император брезгливо поморщился, — чудовищны. Нет оправдания тому, что вы сделали. У меня есть одно определение вашему поступку.

— Майстрим... 

— Подлость. 

Голос императора замораживал. Он вновь отвернулся от Эдварда и стал смотреть в окно.

Советнику показалось, что фигура племянника по-настоящему окаменела, и он превратился в неподвижную статую. 

— Три года... я не мог ничего понять. Девушка, на которой я хотел жениться, и которая явно отвечала мне взаимностью, отказала мне... 

— Май, Еления тебе не подходит, — твёрдым и уверенным голосом произнёс старший Данери, уже полностью овладевший собой. — Она никогда тебе не подходила. Ты сам это прекрасно видел, поэтому всячески подавлял в себе симпатию к ней... Еля хорошая порядочная девочка, я прекрасно отношусь к ней, но посадить её на трон Ровении? О чём ты думал в тот момент, когда решил сделать ей предложение? Ты захотел сделать иномирянку-пустышку без соответствующих манер, знаний и воспитания, без древней магической родословной императрицей... Мы обязаны были вмешаться, чтобы не допустить этого.

— Вмешаться, но не потерять моего доверия, так? — ледяным тоном процедил Май. На его застывшее маской лицо было страшно смотреть.

Эдвард внутренне содрогнулся и нехотя кивнул.

— Открыто возразить и помешать мы не могли, сам понимаешь. Слишком хорошо тебя знаем. Через тебя действовать тоже не могли — ты бы сразу почувствовал чужое вмешательство, — осторожно проговорил Эдвард.

— Поэтому действовали исподтишка, но наверняка, — через Елению, воздействуя на её сознание, — бесцветным голосом пробормотал Май, не отрывая от дяди проницательного холодного взгляда.

— Что вы внушили Елении в тот вечер, посвящённый вашему бракосочетанию? Я не сомневался в её согласии, я чувствовал, что она ждёт от меня признания, я — эмпат, я не мог ошибиться. А получил категоричный отказ, причём и сама Еля вела себя очень странно.

— Спроси у отца, — уклончиво ответил советник. — Он жнец душ, а не я. Он работал с её сознанием. Я только... — Эдвард замолчал, внутренне проклиная любопытство племянника.

— Я догадываюсь... — в глазах Мая отразились вдруг понимание, — твоя задача была временно заменить амулет Елении, мешающий ментальному воздействию, на муляж. Так?

По хмурому и недовольному взгляду Эдварда Май понял, что оказался прав.

— Что вы внушили Елении?

— Твой отец тоже эмпат. Он чувствовал её метания и неуверенность в себе, её неверие в то, что ты сделаешь предложение о замужестве... На этом и сыграл. Аккуратно и очень осторожно. Никто ничего не заподозрил. Даже она.

В покоях императора наступила  вновь тишина. Гнетущая. Тяжёлая. Действующая советнику на нервы. Взгляды дяди и племянника столкнулись, как два смертельных клинка. Казалось, что они такой сокрушительной силы, что могут убить.

—  Ты должен понять: три года назад ваш брак приняли бы в обществе, в империи, в соседних государствах, поскольку ситуация располагала к подобному мезальянсу, — герцог очень осторожно подбирал слова, понимая, что сейчас он говорит с глубоко обиженным и оскорбленным человеком. — Особенно после скандального дела невидимок. Но это было бы временное принятие, потом начались бы проблемы... А сейчас — снова не та ситуация в империи, о невидимках почти все забыли. Ты не можешь жениться на пустышке без роду и племени.

— Елю принял клан Фурий, твоя жена считает её дочерью, — глухо проговорил Майстрим.

— Ты понимаешь, о чём я говорю, — с укором произнёс Эдвард. — Формально, да, она принадлежит к правящему роду Фурий, но фактически... Еления остаётся просто безродной пустышкой, и все вокруг это понимают. Подобный брак не прибавит тебе популярности у глав соседних держав, у аристократов, которые стоят у трона и поддерживают тебя. Переговоры о твоём  браке с дочерью императора Кортана уже начались. Ровении очень нужен этот союз.

—  Теперь я обязан жениться на Елении Огдэн, — насмешливо возразил Майстрим.

— Ты прежде всего император, а не влюблённый мальчишка!

— Да, я — император. И ты, дядя, не должен об этом забывать. Как император, я могу жениться на ком захочу. Переговоры можете свернуть. И я не влюблённый мальчишка. За три года мои чувства не изменились — это говорит о многом. И прежде всего о том, что мое чувство серьезное и постоянное.

— Майстрим!

— Дядя, последний вопрос, — холодно отреагировал Майстрим. — Но сначала сними амулет против воздействия. И если ты честно на него ответишь, а, как эмпат, я почувствую, если ты солжешь, то... я ни о чём не расскажу твоей герцогине.

Эдвард Данери сразу потерял всю внешнюю беззаботность. В серых глазах застыла настороженность.

— Май... — в горле у советника вмиг пересохло, —  Мадлен не простит меня, если узнает. 

— Всё в твоих руках, дядя, — сухо проговорил император. — За эти три года... сколько раз отец вмешивался и исправлял Елении сознание?

Взгляд советника стал нечитаемым.

— Я не знаю... больше ни разу...

— Сколько? — голос Мая зазвучал жёстче, желваки заиграли на скулах. — Сними амулет. Я должен чувствовать тебя. 

— Несколько раз, — недовольно процедил советник, зажимая в кулаке защитный амулет.

— Сколько? — упрямо повторил племянник.

— Четыре раза, — Данери почти выплюнул это признание.

— Четыре раза отец внушал Еле, что она не любит меня, а любит другого?

— Любовь нельзя внушить.