Пражский синдром - Татьяна Рябинина

Прошло полтора месяца. Мы топтались на одном месте.

Нет, не совсем так. Смотря в чем.

Ежевечерние разговоры в Скайпе стали привычкой. Каждый день в одно и то же время, в половине одиннадцатого. Когда Марта уже спала. Полчаса или больше. Если Алеш куда-то уезжал или почему-то вечером не мог, перекидывались сообщениями в Вайбере. Иногда хотелось поболтать и днем, но обычно мы оба были заняты, и состыковаться получалось редко, разве что на несколько минут.

О чем мы только с ним не говорили! И разговоры эти становились все более чувственными. Нет, не прямо о сексе, но взгляды, тонкие намеки, когда едва ли не за каждым словом прячется «я хочу тебя»… Это было похоже на игру – причем игру всерьез. Так ведут себя люди, которые точно знают, что рано или поздно будут близки, но оттягивают это удовольствие, пока желание не станет нестерпимым.

Мы делали вид, что встретиться нам мешает расстояние. И работа. Но это было лукавством. Да, мы оба были очень заняты, и все же вполне могли бы выкроить два выходных. Алеш мог прилететь в Питер. Или я в Прагу. Но в этом пряталась хитрая ловушка. И ловушкой этой был именно секс.

С одной стороны, начинать серьезные отношения, не узнав, подходим ли мы друг другу в этом плане, было опасно. Да, конечно, раньше люди зачастую оказывались в постели только после свадьбы. Первая брачная ночь и все такое. Традиционно считалось, что если есть чувства, то и остальное приложится. Но… не всегда прилагалось. Вряд ли кто-то считал, сколько браков погибло из-за такой вот дисгармонии. Или держалось на каких-то иных подпорках – дети, деньги, привычка. Конечно, кто-то учится, подстраивается, однако если нет настроя на одну волну, хоть тысячу «Камасутр» прочитай. У нас с Димкой, пусть и не сразу, но получилось, и если бы не идеальный секс, наш брак, думаю, лопнул бы намного раньше.

В общем, кто-то со мной наверняка не согласился бы. И все же каждый прав для себя, если уверен в своей правоте, а я была стопроцентно уверена: если с сексом все плохо и нет никакого потенциала для исправления дел, чувства не помогут.

Впрочем, с Алешем была как раз обратная ситуация. Я почти не сомневалась, что у нас все получилось бы замечательно. Эту волну, общую частоту, я почувствовала еще в день знакомства, десять с лишним лет назад. Но как раз в этом и была главная опасность.

Допустим, мы встретимся, займемся сексом – и все будет прекрасно. Но телесный восторг имеет тенденцию выключать голову. Такая вот временная гормональная энцефалопатия. И хочется махнуть рукой на все прочие факторы: да какое это имеет значение, если в постели у нас все так великолепно? Ничего, как-нибудь… А я должна была принять решение трезво и взвешенно, потому что оно касалось не только нас двоих.

Иногда после разговоров с ним я по полночи вертелась без сна, представляя себе такое… По сравнению с этими моими… хм, фантазиями то, что я вообразила, когда мы гуляли по Петршину, было чем-то совершенно невинным. Детский сад – штаны на лямках.

Как-то раз я решила устроить небольшой шоппинг. В том числе пробежаться по магазинам нижнего белья, которое было моей страстью и настоящим фетишем. В отличие от многих женщин, я никогда не искала в своей фигуре всякие ужасные недостатки, не изводила себя диетами и фанатичным фитнесом. Будь такая возможность, я кое-что и подправила бы в себе, но в целом меня все устраивало. Во всяком случае, смотреть на себя в зеркало в красивой одежде… или почти без одежды… или вообще без одежды… в общем, смотреть на себя я любила. Немножко здорового нарциссизма.

Да, так вот пошла я за бельишком. Денег на него никогда не жалела, выбирала самое красивое и эротичное. Пытаясь посмотреть на себя глазами мужчины, который будет его снимать. И на этот раз, примеряя в кабинке нежно-сиреневый лифчик, отделанный черным кружевом, представила, что за моей спиной стоит Алеш и смотрит на мое отражение.

Даже не знаю, сколько времени я провела там, прижавшись лбом к холодному зеркалу и пытаясь отдышаться. В горле пересохло, сердце надсадно колотилось, как после стометровки. В результате вместо одного лифчика я купила три. И еще килограмм трусов. И три пары чулок.

А еще имелось то, что я называла - с некоторой долей иронии - «личной жизнью». Открывая новую дверь, надо было закрыть две старые. С Андреем я рассталась. Честно сказала, что встретила мужчину, с которым, возможно, что-то выйдет.

«Жаль, конечно, - вздохнул он. – Но так, наверно, будет лучше. Тебе надо замуж. Ребенка родить. А я с Натальей все равно не разведусь».

Был ли у меня соблазн отложить разрыв на тот момент, когда с Алешем все станет окончательно ясно? Ну а вдруг ничего не выйдет, и я останусь старухой у разбитого корыта? Если честно, то был. И немаленький. Да и разговор с Андреем произошел в постели. После секса. Угрызения совести? Немного не так. Скорее, досада и ощущение, будто сделала то, что мне уже не нужно. Но, по крайней мере, все стало понятно.

Хотя предстояло еще объяснение с Сергеем, когда он в следующий раз должен был приехать в Питер. Там все обстояло несколько сложнее. Отношения с ним в теории могли перерасти во что-то серьезное. А могли и не перерасти. Но после встречи с Алешем это уже было неважно. И решать проблему посредством Скайпа я точно не собиралась.

Раньше меня более-менее устраивало сочетание такого вот романтического «возможно» и практического «здесь и сейчас». Во всяком случае, как временный вариант – но все знают, насколько долгим может быть временное. Теперь все было иначе. Либо все, либо ничего.

Впрочем, хватало и других точек напряжения. Тех моментов, по которым нам с Алешем предстояло искать компромисс.

Однажды в субботу вечером мы заболтались допоздна, и он сказал с сожалением:

- Извини, Анна, пойду спать. Завтра вставать рано.

- Воскресенье же, - удивилась я.

- Мы с Мартой ходим в церковь. На мессу.

До этого темы религии мы не касались ни разу. Ну да, я знала – по фотографиям, - что он венчался в церкви и крестил дочь, но это ведь могло быть данью традиции, как у многих. И вдруг выяснилось, что он вполне так практикующий добросовестный католик. На мессу ходит по воскресеньям. Надо думать, исповедуется в грехах и причащается.

Я – по факту крещения – считала себя православной, однако с большой натяжкой. Нет, атеисткой я не была. Однако христианская церковь как институт – неважно, православная, католическая или протестантская – вызывала у меня слишком много вопросов и недоумения. Казалось, что некоторые вещи в ней можно принимать, лишь полностью отключив критическое мышление. Но «здесь верю, здесь не верю» выглядело еще большим лицемерием. Поэтому в церковь я ходила редко и не на службу, а просто подумать в тишине. Прикоснуться к чему-то, что выходило за пределы человеческого разума. Не делая разницы между православным храмом и католическим костелом. Независимо от конфессии, общее устремление к высшей силе пропитывало насквозь любую церковь – и настраивало на определенный лад.

Вопросы религиозного плана я отложила на следующий день.