Край земли. Прогулка по Провинстауну - Майкл Каннингем

Местным собакам это известно, но заезжие псы, не будучи проинформированы о последствиях, часто преследуют скунсов, и, разумеется, стоит им загнать одного в угол, бурно радуясь собственным смелости и сноровке, случается худшее. Как-то раз летом мы с Кенни ужинали у друзей, и хозяйского скотч-терьера оросил скунс. Поскольку к тому моменту владелец собаки был слишком пьян и обдолбан, чтобы выразить хоть что-то, кроме смятения, мы с Кенни позаботились о ней сами, как могли. Мы слышали, что единственное средство поправить ситуацию — томатный сок, поэтому собрали весь томатный сок, имевшийся в наличии у соседей, хотя в ход пошли и кетчуп, и томатная паста, и томатный суп, поскольку нужного количества сока нам добыть не удалось. Мы поставили собаку в жестяной таз и вылили на нее все томатные продукты. Это сработало более или менее, но, могу вас заверить, вблизи вонь скунса не имеет ничего общего с той, которую вы могли слышать на шоссе. Это больше, чем зловоние. Это запах небытия. Мне на ум не приходит никакой аналогии. Не гниль, не сера, не аммиак; что-то неописуемо ужасное в своей собственной категории. Вдыхая, ты чувствуешь это на вкус. Чувствуешь, как оно просачивается в твой нос и легкие. Опыт был по-своему впечатляющий, но мне бы не хотелось пережить его вновь. Это было напоминание, самое действенное из всех мыслимых, что природа очень хороша в том, что она делает; что тот, кто выживает, заточен на это должным образом.

Если скунсы и коты — мелкая буржуазия Провинстауна, самые невозмутимые, слегка психопатичные, но все же уважаемые представители его фауны, прочие животные предпочитают держаться на незначительном, но ощутимом удалении. В дальних уголках можно время от времени встретить ярко-рыжую лису, как правило, замершую столь неподвижно — воплощенное внимание (приближаясь, вы создаете для нее шум, сравнимый с грохотом товарняка), — что поначалу бывает трудно определить, живое ли это существо. В дюнах я видел оленя, а как-то раз — лань с детенышем, бродивших среди кладбищенской травы.

Отважные отряды енотов, опоссумов, а иногда и койотов передвигаются среди отбросов и объедков вечернего Провинстауна более скрытно, чем скунсы, но со все той же решимостью. Однажды поздним вечером прошлым летом, когда мы с моим другом Джеймсом пошли забрать оставленные где-то велосипеды, на лужайку перед универсалистской церковью из кустов вышел опоссум и остановился прямо передо мной. Он был молодой — не детеныш, конечно, но и уж точно не взрослая особь; короче, подросток. Он стоял буквально в шаге, смотрел на меня, и в его взгляде не было ни дружелюбия, ни страха. Казалось, ему просто любопытно. Он был бледно-серый, почти белый; лопатообразная голова, нос розовый, как ластик, и глаза — идеальные черные бусины. Мы уставились друг на друга. До этого я ни разу не заглядывал в глаза дикому зверю. Машинально, не задумываясь, я протянул руку и осторожно коснулся его макушки. Без панибратства. Это была попытка осторожного контакта — так можно пытаться продемонстрировать не столько дружелюбие, сколько сам факт своего существования инопланетянину. Это было глупо, необдуманно. Шкурка опоссума была грубой, но не неприятной, — как щетина у малярной кисти. Он не укусил меня, но прикосновение ему не понравилось; трогать его явно не стоило. И все же он не сорвался с места в ужасе. Он просто юркнул обратно в кусты, а я пошел догонять Джеймса.

Хотя сегодня Провинстаун представляет собой относительно упорядоченное скопление магазинов и домов, когда-то он был настолько зависим от моря и его всевозможных даров, что вполне мог сойти за одну из форм водной жизни. Первые сто лет своего существования, вплоть до начала XIX века, он не был разделен на улицы как таковые; немногочисленные дома и магазины строились на всяком клочке песка, который приглянется строителям. Выпотрошенную для засолки треску — в то время соленая треска была одним из самых прибыльных экспортных товаров Провинстауна — сушили на песке перед домами, а также развешивали на деревьях. Там, где обычно предполагаются сады, песчаные участки у большинства домов украшали китовыми ребрами и позвонками.

Почву в Провинстаун свозили на кораблях, приходивших за соленой треской из Европы и Южной Америки. Землю держали в трюмах для балласта, и местные жители охотно ее покупали, чтобы раскидать вокруг домов и впоследствии засеять. Прежде чем пуститься в обратное плавание, корабельные команды загружали трюмы камнями. Со временем это официально запретили, поскольку Провинстаун оказался до того оголен, что приливы начали вторгаться в дома, но к тому времени продажа грунта стала выгодным приработком для экипажей иностранных судов. Они продолжили продавать землю жителям Провинстауна, а по ночам таскали камни с берегов.

Провинстаун всегда делился на Вест-Энд и Ист-Энд. Начните прогулку в Вест-Энде и двигайтесь на восток. Вест-Энд традиционно был, в буквальном смысле, непарадной стороной железнодорожных путей. Когда в середине и конце 1800-х годов Провинстаун стал крупным китобойным портом, самым процветающим городом штата Массачусетс, железная дорога протянулась вдоль мыса прямо к пирсу Макмиллана, что в самом центре города, и китовый жир, кости и усы можно было грузить прямиком в товарные вагоны. (Те поезда давным-давно ушли.) Экипажи китобойных судов и рыбаки, рабочие, клерки и обслуга — многие из них были португальцами — жили к западу от железнодорожных путей. Те, что побогаче — капитаны китобойных судов, торговцы, дачники из Бостона и Нью-Йорка, — селились на востоке. Большинство из них никогда не ходило на запад от рельсов. Это считалось опасным, и уважающий себя член общества, решившийся отправиться в том направлении, мог преследовать лишь неподобающие цели.

Былое разделение на почтенных и презренных отчасти сохраняется, хотя теперь оно не так прочно связано с экономикой. В сравнении с Ист-Эндом Вест-Энд моложе, сексуальнее и чуть более склонен к шуму по ночам, хотя, по любым городским стандартам, он тихоня. Здесь больше геев. Пляж, куда мужчины отправляются заниматься сексом после закрытия баров, находится в Вест-Энде.

Вест-Энд, хотя и заселен столь же плотно, как и Ист-Энд, чуть более неотесан и куда более хаотичен. Дома здесь поразношерстнее, поскольку история района не столь благополучна и линейна. Можно сказать, что Вест-Энд, как к добру, так и к худу, в большей степени американизирован; отчасти он напоминает Вест-Эгг в «Великом Гэтсби», где жил Джей Гэтсби; здесь новоиспеченные, вновь прибывшие богачи втискивают свои загородные особняки меж чопорных коттеджей, переправленных с Лонг-Пойнта 150 лет назад. Ист-Энд, как и Ист-Эгг, где жила Дейзи Бьюкенен, в большей степени соответствует духу Кейп-Кода, здесь больше ценятся традиции, и живут здесь в основном те, чьи семьи владели своими крытыми дранкой домами со слуховыми окошками в течение пятидесяти, а то и ста лет.

Дом Джона

В западной части Коммершиал-стрит стоит дом моего друга Джона Дауда, мой любимый дом в Провинстауне. Он расположен на излучине Коммершиал-стрит, образовавшейся в середине 1800-х, когда один особо упертый горожанин отказался переместить свою солеварню, чтобы обеспечить дальнейшую прокладку улицы (которая в то время называлась Фронт-стрит, то есть Передней улицей, а Брэдфорд — что вполне резонно — Бэк-стрит, то есть Задней).