Запретная страсть - Дженни Браун

Волна желания взметнулась в его душе. О Боже, он действительно хотел ее! Он чувствовал, что готов, однако ее пальчик дрожал и как бы колебался, предупреждая его не торопиться. Но в самом этом промедлении таилось особое наслаждение.

В его голове тихо зазвучал внутренний голос: «Наслаждение, скрываемое невинностью».

Но Эдвард отмахнулся от голоса. Она же знала, на что идет, соглашаясь на его условия. Совесть ни в чем его не упрекала и не укоряла. Невинна она или нет, какая разница, она просто очередная ветреница, изменчивая и жадная, как и все остальные, тоже что-то лепечет о любви, прежде чем выпустить свои когти. Ну и что такого, если она девственница? Все они когда-нибудь начинали и проходили сквозь это испытание. Почему он должен тревожиться из-за того, что она так серьезно относится к их будущей связи? Почему это должно привести к любви? Он научит ее кое-каким тонкостям любовной игры, жарким объятиям и сладострастному удовольствию. Когда она обучится всем этим не бог весть каким премудростям, она станет такой же равнодушной и бессердечной, как и все остальные женщины, которые сперва искали с ним встречи, а потом бросали его.

Тем временем ее ручка, робко ласкавшая его то по щеке, то по губам и подбородку, возбуждала его. Девушка словно изучала его лицо, и по ее робким неуверенным движениям сразу было видно, что никогда раньше она не была близка с мужчиной.

Эдварду опять стало не по себе. Но почему он не может выбросить из головы все-предрассудки, связанные с невинностью? К тому же ее пальцы уже увереннее двигались по его коже, их прикосновения уже нежно щекотали шею, а затем и грудь. Приятные мурашки побежали по его спине. Ее пальчики гладили его волосы на груди, но, наткнувшись на застегнутую пуговицу, остановились.

Дрожащей рукой Эдвард расстегнул все пуговицы, обнажая всю грудь. Но ее рука безжизненно поникла, а ее огромные зеленые глаза, в упор смотревшие на него, неподвижно застыли. Выражение прежней пронзительной тревоги сменила туманная мечтательность. Как всегда, бренди оказывало незаменимую помощь.

Следуя ее примеру, Эдвард принялся ласкать: ее точно так же, как и она его. Сначала он нежно провел рукой по ее щеке и шее, затем по груди и плечу. От его прикосновений, как он заметил, у нее, точно как и у него, побежали по коже мурашки.

Обычным препятствием стали крючки на ее платье. Когда Эдвард принялся расстегивать их один за другим, она не возражала. Его рука проникла дальше под платье, и, к своему удивлению, он не наткнулся на корсет. Его ладонь наполнилась. Ее маленькая грудь не шла ни в какое сравнение с роскошной грудью Вайолет, но была не менее восхитительной: упругая, с кокетливо торчащим, возбужденным розовым соском.

Она тихо застонала. Он принялся гладить рукой все ее тело вплоть до бедер. Она задрожала и послушно раздвинула ноги. Воодушевленный ее ответной реакцией, Эдвард прижался к ней всем телом, но в тот же миг она дернулась и как-то вся сжалась. В ее глазах промелькнул испуг, но отступать назад было поздно.

Он чуть помедлил, затем опять поплотнее прижался к ней. Он выполнил все условия их договора, она получила все, о чем просила, теперь пришла ее очередь дать ему то, о чем он просил.

Эдвард решительно приступил к делу, принявшись осыпать поцелуями ее обнаженную грудь. Вдруг все ее тело задрожало: от страсти, решил Эдвард.

Она неуклюже зашевелилась и вдруг простонала:

— Лорд Хартвуд…

Он сперва растерялся, а потом вспомнил, что она не знает его имени. Но теперь это не имело никакого значения. Что бы она ни говорила, он не собирался слушать ее. Его пальцы скользнули по ее животу, затем ниже. Она прерывисто задышала.

— Лорд Хартвуд, мне нужно… — громче, чем в первый раз, сказала она.

Но он не дал ей договорить, зажав ей рот поцелуем. Как бы ненароком его рука продолжала гладить ее промежность. Не без удовольствия он ощутил, как она затрепетала под его ласками, послушно позволяя ему делать все, что ему заблагорассудится. Очень осторожно его палец все глубже проникал внутрь ее тела. Но вдруг она резко вскрикнула, причем явно не от наслаждения.

Он так и замер. Взглянув ей в лицо, он увидел, что ее глаза широко раскрыты от ужаса. Их выражение лучше всяких слов выдавало ее мысли. Да, она решилась на все, но, дойдя до известной черты, до той черты, которая отделяла ее от неизвестного, она вдруг испугалась и остановилась.

Она вздохнула, и ее губы беззвучно зашевелились. Но и так было ясно: с трудом, сдерживаемое отвращение и страх рвались наружу с ее языка. Он не смог бы вынести ни одного слова упрека или откровенной неприязни. Это было бы выше его сил. Надо было как можно скорее овладеть ею и покончить со всем. Он должен совратить ее. Он должен сделать то, о чем его просило, умоляло и требовало себялюбивое, непобедимое, страшное чудовище, сидевшее внутри его.

Но какая-то неведомая сила удержала и остановила Эдварда. Что-то давно забытое, пробудившееся в его душе, шептало ему, что он уже достаточно нагрешил и пора бы ему остановиться.

В смятении он отодвинулся от нее.

— Прошу извинить меня, — сказала она. — Я такая глупая. Все это так неожиданно для меня. Я никогда не была любовницей. Я не изучала этот предмет. Но даже если бы я захотела узнать побольше, моя тетя ни за что не позволила бы мне читать книги такого содержания. Все прочитанные мною книги всегда скромно умалчивали о том, что происходило дальше между влюбленными героями.

Эдвард расхохотался. Он смеялся до изнеможения, и благодаря смеху его настроение улучшилось, от былого недовольства собой не осталось и следа.

— Так вот в чем дело? — наконец выговорил он. — Вам хотелось бы изучить теорию, прежде чем приступить к практике?

— Ну да, конечно. Разве не интересно узнать, как все происходит на деле? Все выглядит намного удивительнее, чем я себе представляла.

— Конечно, — согласился он. — Все намного удивительнее, чем и я себе представлял.

Хартвуд не лгал, он действительно испытывал странное облегчение: все окончилось намного лучше, чем можно было ожидать, знакомое томление плоти уменьшалось и уменьшалось. Порочная страсть, омрачавшая и туманившая его разум, угасала. Только благодаря ей и ее выдержке удалость рассеять чары похоти, более того, ее наивность пробудила в душе Эдварда что-то глубоко сокровенное, нечто давно забытое и спрятанное очень глубоко.

Придя в себя, Эдвард обнял ее, но в этом жесте уже не было ничего чувственного, скорее, в нем выражалось инстинктивное желание мужчины защитить женщину. Сладостный аромат ее волос приятно кружил ему голову.

— Думаю, что сегодня ночью мы оба узнали очень многое.

По ее лицу промелькнуло облачко разочарования, или ему это показалось? Нет, он не ошибся, действительно, она была чем-то недовольна, но чем? Закрыв глаза, он не знал, как ее успокоить или ободрить. Завтра утром он обязательно заплатит ей всю ту сумму, которая полагается, но его мысли текли вяло и безучастно. Давала знать усталость вместе с выпитым бренди. Сделав усилие, Эдвард открыл глаза и понял, что она не нуждается ни в каких словах утешения. Верное, всегда выручавшее бренди и на это раз не подвело. Его новая любовница, по-прежнему девственница, уронив голову, мирно посапывала в его объятиях.