Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - Дмитрий Емец

– Эй! – окликнул Меф.

Его не услышали. Мошкин и Чимоданов сидели настульях друг против друга и играли в «поцелуй меня, кирпич!». Вены на висках уобоих вздулись от напряжения. Между ними по воздуху с приличной скоростью леталтяжелый альбом с фотографиями.

Правила игры были просты как все тупое.Ученики стражей или маги садились на стулья в восьми-девяти шагах друг от другаи закладывали руки за спину. Затем кто-то из играющих поднимал взглядом предмети бросал его в лицо противнику. Тот должен был остановить его глазами и вернутьв нападавшего. Проигравшим считался либо тот, кто первым пропускал удар, либотот, кто терял самообладание и пытался защититься от летящего предмета руками.

Ната, по-турецки скрестив ноги, сидела накровати у Чимоданова и лениво наблюдала за схваткой.

– Эй! – крикнул Меф еще громче.

Чимоданов на миг отвлекся и тотчас, получивальбомом в глаз, опрокинулся вместе со стулом.

– Я тебя не ушиб, нет? Тебе ведь не больно,да? – всполошился Мошкин.

– Щекотно, даун! – злобно ответил с полаПетруччо. Под глазом у него созревал крупный фингал.

– Ты сердишься, да? Говоришь мне плохие слова,потому что я тебя расстроил? – не понял Мошкин.

Это было уже слишком. Петруччо зарычал какголодный вурдалак и бросился его душить. Меф кашлянул.

– Мы уезжаем. Вы остаетесь, – сказал онНате, единственной, кто был в состоянии его услышать.

Ната подняла правую ногу и прощальнопошевелила пальцами.

– И что я должна сделать? Помахать из окнаплаточком? – поинтересовалась она ехидно.

– Запереть дверь и начертить на всех стенах защитныеруны. И никому не открывать. Ни одной живой душе, – сказал Меф.

– Ну живые души тут не особо часто ибывают, – заметила Ната.

Ничего больше она не добавила, однако по ееинтонации Меф понял, что повторять не требуется. При всех своих тараканах дуройВихрова отнюдь не была, да и чувство самосохранения имела могучее, кактитановый нагрудник. Он повернулся и, перешагнув через дерущихся Мошкина иЧимоданова, направился к лестнице.

– Эй, стой! – окликнула его Ната, когдаон был уже на второй ступеньке.

Меф остановился. Повернулся.

– Чего?

– На всякий случай... Если что, я смогупослать SMS? Ну туда, где вы будете? – будто невзначай спросила Вихрова.

– Вряд ли, – сказал Меф.

Он не был уверен, что на Лысой Горе естьмобильная связь. Хотя, с другой стороны, Киев там вроде недалеко. Теоретическипокрытие должно быть.

Ната кивнула, принимая «вряд ли» к сведению.

– Была у меня подруга, – сказала она впространство. – Однажды она поругалась с приятелем, выскочила из егомашины на перекрестке, а он послал ей вслед оскорбительное SMS. Она была убита.Если бы он просто заорал из окна, она бы простила.

Мошкин перестал сопротивляться. Он лежал наспине и насмешливо смотрел на пыхтящего Петруччо, который дергал его за воротсвитера.

– Ну и что? У меня тоже родители как-то месяцне разговаривали. Даже в кухне за столом не могли сидеть вместе. Когда одинприходил, другой вылетал как пробка. А когда нужно было что-то сказать, отецпосылал матери эсэмэску. Из соседней комнаты, – сообщил Мошкин.

В глазах у Наты появилось нечтоманиакально-мечтательное.

– И она отвечала? – поинтересовалась она.

– Да. Иногда тоже эсэмэской. Иногда поэлектронной почте, – сказал Евгеша.

Меф спустился, думая про себя, что емунравится его поколение. Если в детях природа отдыхает, то во внуках она простоотрывается.

* * *

– Обожаю метро! Не как транспорт, а как местодля свиданий! Бродишь вся такая в приятных предчувствиях и ищешь памятник то накольцевой, то на радиальной. Памятник, конечно, какой-нибудь мелкий и хилый. Вметро других не бывает. А под памятником, тихо психуя, тебя уже ждет рыцарь свеником украденных на кладбище гвоздик. Если, конечно, не перепутал день неделии десять утра с десятью вечера, – заявила Улита, спускаясь в подземныйпереход с мерцающей буквой «М».

– Сколько можно говорить о любви?

Арей остановился и не без интереса стализучать витрину сувенирного киоска. В город пешком он выбирался крайне редко, апотому многое казалось ему новым и удивляло его.

– Тогда давайте я буду говорить о росте курсаэйдосов на вселенской бирже, – с вызовом предложила Улита.

– Уволь меня от этого! Ненавижу, когда женщиныберутся рассуждать о финансовых делах. От всех вселенских вопросов ихэлементарно можно отвлечь дебильным спором, как лучше разместить бриллианты накрышке золотой пудреницы, – сказал Арей, не отрывая глаз от витрины.

– Тогда я буду рассуждать о битвах! Забацаюречь часа на два о том, как один дурак запустил в другого фаерболом и случайнопопал в своего двоюродного дедушку, потому что второму дураку мучительнозахотелось завязать шнурок на ботинке. И как его двоюродный дедушка за этоотстрелил ему нос серебряной пулей с крестообразной насе... – Улитапрервалась, поняв, что Арей ее не слушает.

– Смотри-ка, Теночтитлан и Ло-а-ару. И сюдапросочились! – сказал он, с ухмылкой показывая на две керамическиефигурки. Фигурки изображали лупоглазых толстячков, сидящих на корточках. Рядомс одним на картонке было написано: «Погладь меня по пузику – получишь счастье!»

– Кто-кто?

– Теночтитлан и Ло-а-ару. Два божестваацтеков, перешедшие на сторону мрака. Наделены даром предвидения. Лигулиспользует их на полную катушку.

– Это те два дегенерата, которых ацтекикормили сырым человеческим мясом? – спросила Даф, что-то припоминая.

– Они самые. Хотел бы я увидеть того лопухоида,который погладит фигурку Теночтитлана по пузику, да еще если на пальце у негослучайно окажется ссадина. Боюсь, родственники долго не забудут егоосчастливленного лица, – хмыкнул Арей и продолжил путь.

Промелькнули газетный киоск, киоск фототоваров,две стекляшки с дисками и магазинчик женской одежды. Почему-то в последнемсидела не продавщица, а унылый-преунылый дядечка, по лицу которого никак нельзябыло предположить, что он что-то понимает в своем капризном товаре.

– Только попробуй! Схлопочешь! – сказалАрей не оборачиваясь.

Улита разочарованно вздохнула и побрела заним. Меф так и не понял, что именно она собиралась попробовать. Несмотря на точто момент был не самый располагающий, ведьма отрывалась на полную катушку.Даже близость начальства не портила ей настроение. Она стала забавляться стурникетами, заставляя их срабатывать от обычных календариков.