Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина

Желание обсуждать вопросы сексуальности, а главное, получать информацию, которая могла бы помочь выработать правильную линию интимного поведения, зафиксировали социологические опросы начала 1960-х годов. Одна из респонденток, женщина-архитектор 29 лет, писала в своей анкете: «Почему в школах проводят только сладенькие диспуты „О любви и дружбе“. Почему тонкости взаимоотношений между мужчиной и женщиной юноши и девушки узнают или из уст видавших виды друзей и подруг или нашептываний теток и бабок? Почему на этих взаимоотношениях до сих пор лежит печать „стыдного“ (Это же от церковного „греха“!)» (Грушин 2001: 285).

Респонденты критиковали предыдущие поколения, склонные к замалчиванию проблем приватности. Студенческая супружеская пара писала в своей анкете: «Большинство молодых людей совершенно невоспитаны в понимании физиологических отношений между мужчиной и женщиной. „Знания“, приобретенные чаще всего на улице, из анекдотов, от сверстников, а не от умных, тактичных и опытных людей, в первую очередь создают в начале супружеской жизни тупики и вопросы. Это упрек поколению наших родителей, которые подчас умышленно обходили эту важную сторону дела» (там же: 287).

Конечно, молодежь шестидесятых могла по-прежнему довольствоваться привычными для городских низов источниками информации о сексе. Об этом выразительно написала в своей автобиографии участница опроса финского социолога А. Роткирх, женщина 1946 года рождения: «Я росла в пригороде и с раннего детства много времени проводила на улице, играя с детьми разного возраста из разных семей. Из-за плохих жилищных условий, не очень высокого материального и культурного уровня этих семей дети рано были осведомлены о половых отношениях и в меру своего понимания делились своими знаниями с более младшими детьми» (Роткирх 2011: 178). Однако в контексте общей демократизации и гуманизации общественного уклада и мужчины и женщины в одинаковой мере стремились к более цивилизованным каналам знаний об интимной жизни. Опросы начала 1960-х годов подтверждают это. Двадцатилетний радиомонтажник писал в анкете: «Само собой разумеется, что подрастающему человеку хочется все узнать о такой интимной вещи, как любовь. Вот они начинают рыться в книгах, смотреть фильмы, прислушиваться к разговорам взрослых и сверстников. Так нередко складываются представления случайные и нежелательные» (Грушин 2001: 287). В ходе того же опроса женщина-педагог 46 лет высказала мысль о необходимости «создать пособия для учителей и врачей, а также научно-популярную литературу для юношей и девушек по физиологии и гигиене пола» (там же: 331).

Действительно, сексологической литературы явно не хватало. В 1930–1950-х годах вопросы половой жизни рассматривались лишь в гигиеническом контексте и применительно к физиологии женщины (см. например: Половая жизнь женщины 1935; Гигиена беременной и кормящей женщины 1939). Этот подход к проблемам интимности преобладал и в начале оттепели. В книге «Домоводство», вышедшей в 1957 году, была очень небольшая – всего пять страниц – глава «Гигиена женщины», включавшая четыре раздела: «Гигиена девочки», «Гигиена беременной женщины», «Гигиена женщины в послеродовой период», «Климактерический период». Все материалы были выдержаны в санитарно-медикалистском духе. Проблемы сексуальности или, если следовать принятым в то время вербальным формам, половой жизни упоминались лишь один раз в разделе, посвященном послеродовой гигиене: «Начинать половую жизнь разрешается не ранее чем через 7–8 недель после родов. При нарушении этого правила могут появиться сильные маточные кровотечения и заболевания женских половых органов» (Домоводство 1957: 13).

О мужской интимной гигиене писать было не принято. Неудивительно, что информацию о взаимоотношениях полов образованная часть молодежи черпала из художественной литературы. Одна из респонденток опроса А. Роткирх, женщина 1937 года рождения, писала в сексуальной автобиографии: «Мы тайком в перемену читали Мопассана, „Яму“ Куприна – это нас волновало и чем-то неизвестным и загадочным манило» (Роткирх 2011: 184). При этом, судя по данным финской исследовательницы, искусство как источник сексуальных знаний использовали и мужчины и женщины (там же: 183–186).

И у тех и у других была серьезная потребность открыто, как в 1920-е годы, говорить «еще раз про любовь». Ведь ханжество пока еще не вывелось полностью из официального советского дискурса. И.С. Кон вспоминал: «В конце 50-х гг. на партийном собрании философского факультета Ленинградского университета мы слушали персональное дело 30-летнего студента, который в пьяном виде привел в общежитие проститутку и расположился с ней в коридоре у дверей соседней комнаты. Разумеется, мужику объявили выговор. А между собой преподаватели говорили: „Ну, а что ему делать? Пятилетнее половое воздержание в его возрасте затруднительно и вредно. В гостиницу не попадешь. В парке холодно, да и милиция. Единственный способ не нарушать норм советского права и коммунистической морали – заниматься мастурбацией“. Но публично это сказать, даже в шутку, было нельзя» (Кон 1997: 167).

В 1960-е годы в СССР стала издаваться литература по проблемам интимной жизни. Первым запрет молчания нарушил врач Н.Б. Коростелев. В 1964 году появилась его брошюра в соавторстве с А.Н. Шибаевой и А.Б. Прейсман «Гигиена девочки, девушки и юноши», а в 1966 году еще одна очень небольшая публикация (13 с.): «Беседа врача с юношами Х класса». Значительно более серьезную просветительскую роль в сфере сексуальности советских людей сыграли труды немецкого медика Р. Нойберта. В 1960 году в СССР вышла его работа «Вопросы пола (книга для молодежи)», а с 1967 года стала довольно систематически переиздаваться «Новая книга о супружестве», которая для многих советских людей стала почти сенсацией.

Сексуальная мораль становилась все менее строгой – это зафиксировали социологические опросы по проблемам интимности, которые не проводились в СССР с конца 1920-х годов. По данным социологов, в конце 1960-х годов добрачные половые контакты поддерживали не только 62 % молодых мужчин, но и 55 % молодых женщин. До совершеннолетия половая жизнь начиналась у 14,5 % девушек и у 52,5 % юношей. От вступления в интимные связи женщин удерживали две причины: моральные соображения (34,5 %) и слабое половое влечение (34,1 %), а мужчин – в основном отсутствие благоприятного случая (почти 50 %) (Харчев, Голод 1969: 138, 139). Представители поколения оттепели считали, что физическая близость очень важна для создания крепкой семьи или устойчивых отношений мужчины и женщины. Гармонию в интимной сфере респонденты опросов ставили на второе место среди семи условий семейного счастья (там же: 137). Такая «сексуальная раскрепощенность» смутила даже самих социологов. Вполне прогрессивные по тому времени ученые А.Г. Харчев и С.И. Голод прокомментировали эти данные следующим образом: «В браке происходит известная переоценка сексуальной близости как фактора супружества. Это и обуславливает, в основном, ослабление негативной позиции к добрачным половым связям» (там же: 136–137).

Но, конечно, сексуальная активность и раскованность была не только результатом политических и культурно-бытовых изменений в стране, но и проявлением характерной для конкретного человека психофизической природы. Никто не мог принудить поступиться своими представлениями о приличии молодую балерину, будущую звезду Кировского театра Г.Т. Комлеву, когда она с разрешения и одобрения своих родственников отправилась в длительное путешествие на юг на машине с семьей своего жениха (подробнее см.: Комлева 2000). Не менее целомудренно вели себя, судя по опубликованным письмам, будущие супруги Эрлена и Феликс Лурье, ныне поэтесса и известный фотохудожник. Молодой мужчина писал своей любимой в июле 1958 года: «Поверь, если бы я только скучал, то, наверное, совсем бы с ума себя свел – я только и могу переносить тяжесть нашей разлуки, занимая и отвлекая себя, а учти, что мужчины тяжелее переносят разлуку – вон Горький, когда ему было невмоготу, дрова колол» (Лурье 2007: 428).