Корни огня - Владимир Свержин

Ты видела глаза кардинала Бассотури? Он смотрит на всех, точно оценивает. Клянусь мощами святого Ремигия, он давно уже оценил голову Дагоберта, да и мою тоже. Он ничего не забыл и ничего не простил! То, что случилось этой ночью, — лишь начало. Они не остановятся, не уймутся. Надо спешить! Каждый час может стать последним…

Ты говорила, вчера Пипин встречался с монсеньором Гвидо? Это заговор! Я чувствую, кругом заговорщики. Они сжимают кольцо вокруг нас. Да-да, Ойген, я чувствую это! — Гизелла приоткрыла одну дверь, поглядела на замерших у входа стражников и повелела им отойти подальше. Затем опрометью метнулась ко второй двери, повторила приказ, устремилась к наперснице: — Мы не можем больше медлить! Надо искоренить злую измену. Я уверена, что Пипин виновен. Ждать, пока он снова нанесет удар, — безрассудно. Мы сегодня же выедем в Аквитанию, якобы для принятия оммажа у тамошних баронов. Пусть кардинал дожидается ответа в Париже, все равно мы не можем собрать войско, покуда не присягнут все, кто станет под наши знамена. Да-да, медлить нельзя, иначе может статься, что, вернувшись домой, мы застанем трон Меровингов уже захваченным…

Гизелла приблизилась вплотную к Ойген и говорила уже совсем тихо, почти шепотом:

— Едва мы окажемся по ту сторону Луары, я повелю схватить Пипина и умертвить. Так будет лучше для всех.

— Но ваш сын помиловал его!

— Мой сын еще слишком мал и не понимает, насколько опасен этот человек. Раскаяние его — не более истинно, чем свет болотных огней. Оно заманивает в пучину, увлекает в черную бездну, скрытую под изумрудной травой. Разве его встреча с кардиналом — не лучшее тому доказательство?

— Доказательство чему? — пытаясь урезонить высокородную пациентку, вставила слово Евгения Тимуровна.

— Измене! Конечно измене! — выпалила мать юного кесаря. — Рим никогда не смирится с тем, что франкскими землями правит род Меровея. А Пипин все последние годы только и делал, что умасливал понтифика и его двор. Я скажу тебе больше, но это огромный секрет… Как ты сама знаешь, кардинал прибыл сюда якобы для того, чтобы просить у Дагоберта поддержки в борьбе против абаров. Если те и впрямь драконьей крови, то сыну придется поднять оружие против своих. А если он откажется сделать это, Рим объявит Дагоберта отступником и отлучит от Церкви. Это западня! Понимаешь? Хитрая западня. Я никому не могу довериться, одной лишь тебе! А потому умоляю, помоги мне!

— Я?! Но как?

— Уговори своего жениха и мастера Рейнара отправиться к абарам. Их здесь не знают, никого не удивит их отъезд. Если мы заключим договор с этим драконьим народом, мы сомнем и Рим с его коварным епископом, и местных заговорщиков, продавшихся ему. Это наш шанс. Быть может, единственный!

Действуйте нетривиально: перебегайте дорогу черным кошкам.

Барнум

Лис двигал фигуры на шахматной доске. Резные щитоносцы и всадники, белые — из слоновой кости, черные — из эбенового дерева, удивительно тонкой, не иначе персидской, работы. Слова Гизеллы звучали в голове, не добавляя ему оптимизма. В их оперативном звене общение с вельможами, а с венценосными особами и подавно, почти всегда брал на себя его бессменный напарник Вальдар Камдил — лорд Уолтер Камдейл. У него куда лучше получалось вразумить августейших собеседников и направить их на верный, с точи зрения Института, путь.

Но Вальдара рядом не было, зато поблизости обреталась впавшая в истерику белая королева. Лис тронул фигуру «Как там ее по-научному? Ферзь…» То, что в эти минуты доносилось до его слуха, заставляло позабыть и недавнюю эйфорию коронации Дагоберта, и надежду на скорое возвращение домой.

Европа, уже в который раз за время его службы, балансировала на грани кровавой бани. И спасать ее нужно было не с асом-напарником, а с тройкой желторотых стажеров, которых самих еще опекать и дрессировать. В голове его звучали слова: «…Если мы заключим договор с этим драконьим народом, мы сомнем и Рим с его коварным епископом, и местных заговорщиков, продавшихся ему. Это наш шанс. Быть может, единственный!»

«Час от часу не легче… Кто бы ни заварил сегодняшнюю кашу, а мы теперь замаемся ложками махать. — Сергей вновь восстанавливал в памяти цепочку ночных событий. — Забрался в дом, свернул шею стражнику, переждал, когда пройдет очередной патруль, тихо прокрался через гинекей, заколол стражников у купальни, то бишь сокровищницы… Два точных удара прямо через доспехи. Коротко и однозначно. — Лис вытащил из-за голенища сапога прихваченный на месте преступления кинжал из непонятного металла. — Если все остальное можно списать на чутье и ловкость ночного гостя, то здесь начинаются странности. Доспехи не для того делаются, чтоб их вот так запросто можно было проткнуть, точно юбку Марь Иванны, подложив ей на стул кнопку…

Дальше — страньше. Из всей сокровищницы похитителю зачем-то понадобился лишь медальон гарпии. А вот интересно бы знать, как он его нашел? В помещении темно, светящиеся указатели не предусмотрены… Быть может, эти камни притягиваются друг к другу, точно магниты?»

Он подвинул острием кинжала лежавший на шахматной доске второй трофей, снятый с шеи ночного гостя. Прозрачная сияющая глубина желтоватого камня помимо воли притягивала взор, точно засасывая в нереальную, но вполне ощутимую бездну. «Странная штуковина… Надо бы у Базы запросить, шо у нас тут за ювелирное творчество народов мира…

Похоже, они действительно как-то связаны друг с другом. Похищенный амулет, который беглец пытался скормить химере, если предположить, что „впоследствии“ все же порой значит „вследствие“, как-то вдруг сам собой активизировался и в один глоток выпил из кардинальского слуги всю жизненную силу. А затем перекачал ее в каменного монстра. Никогда о таком прежде слышать не доводилось!

Кстати, Женя говорила, что у Брунгильды нынче среди ночи тоже мигрень разыгралась. Может, на самом деле вовсе и не мигрень? Что, если ее тоже этим медальоном торкнуло? Кажется, вполне логично: если у сестры майордома и впрямь украшение с этим таинственным камешком, а не с каким-нибудь желтым топазом, то, рупь за сто — через него гарпия качала у Брунгильды энергию. А хаммари, наверное, стоял у крантика, шоб все за раз не выпила. Надо бы барышню предупредить…

Но, по-любому, сей факт не дает объяснения, с чего вдруг этому ушлепку понадобилось приделать ноги не короне, не ларцу с драгоценностями, не мешку с золотом, а непонятному арденнскому сувениру, да еще с приветом от хаммари. Для чего он его увел? На что надеялся? — Лис вновь шаг за шагом восстанавливал картину погони. — Стоп! Есть зацепка!»

Он снял с доски вздыбленного черного коня и стал крутить его между пальцами.

«Вот душегуб соскочил со стены, отбежал, точно ему пятки наскипидарили, и вдруг застыл, оглядываясь, будто кого-то ждал. И очень удивился, не увидав на месте. Получается, эти каштаны из огня он таскал для кого-то. Интересно, очень интересно… Надо срочно проверить, действительно был этот малый на службе у кардинала Бассотури или банально прикрылся его именем и ценным подарком. Если он не из кардинальской братии, выходит, здесь рядом есть некто весьма заинтересованный еще до начала переговоров внести раздор между Дагобертом и папским легатом. В таком случае покойный при любом раскладе был не жилец. В статусе трупа он куда надежнее сохранит тайну…