На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин

— Кто был мой отец?

— Придет час, и ты узнаешь кто, а пока Луху должна молчать.

Лок слушал, о чем они говорили, и в его больших темных глазах жила напряженная мысль.

— Ты тоже будешь здоровым, — старуха повернула свое морщинистое лицо к Тощему Локу. — Духи болезни покидают тебя. Теперь они больше всего страшатся мяса и рыбы.

Глаза у Лока заблестели от радости.

— Я принесу тебе мяса, Лок, — пообещал Гал, нарушив запрет разговаривать с отверженным.

— Осторожнее, Гал. Баок опять ступает в твой след.

— Сокол не боится шакала!

— Баок жалит, как змея, — беспокоилась Луху.

— Баок не укусит Гала, как змея, — змея ужалит его самого, — проговорил Лок, и в глазах у него зажглась мрачная сила.

Луху заметила это, улыбнулась:

— Лок получит амулет предков и станет великим анга! Тогда Луху спокойно уйдет в черные туманы…

Баок слышал, о чем они говорили. Пророчества Лока и Луху наполнили его суеверным страхом, он поспешил смешаться с другими ланнами.

Гал вышел из пещеры и присоединился к охотникам, которые свежевали оленя и кабана, предназначенных на обед. А в запасе были еще поросенок, козел, птицы и походные сумки охотников Рего, набитые жиром и копченым мясом куланов.

Мужчины работали быстро и ловко — сняли с оленя шкуру, отделили голову и ноги, удалили малоценные внутренности. Готовую для костра тушу у них тут же взяли женщины, а ноги и внутренности зверя мальчишки бросили собакам.

Шкура годилась только на кожу. Ее опустили в ручей — промыть. Очищенную от грязи и спекшейся крови, ее удобнее будет обрабатывать. Потом ее расстелят на земле шерстью вниз, растянут с помощью костяных колышков, подсушат, очистят от жира, мяса и мездры и после этого перенесут в бочажок — здесь, в непроточной воде, обильно сдобренной золой от костра, она пролежит день и ночь. Затем ее очистят от шерсти, подсушат, а чтобы она стала мягкой, пригодной для одежды и обуви, натрут с обеих сторон жиром, смешанным с мелким речным песком, и хорошенько разомнут руками. Останется разгладить ее, придать ей блеск — для этого ланны пользуются гладкими рогами и лопатками животных, — и кожа будет готова.

Из жестких кож ланны вырезали обувь, мягкие шли на одежду и головные уборы.

Накидки из кож и шкур защищали охотников от непогоды, служили им постелью и покрывалом у походных костров. При случае — сражаясь с хищником — охотник мог накидкой прикрыть себе грудь и живот.

Из кож шили также заплечные сумки, мешочки для хранения соли и огненных припасов, нарезали ремни, необходимые в хозяйстве и на охоте. Лучшие кожи получались из шкур куланов, телят и коз. В одежде из таких кож щеголяли немногие, самые сильные воины. Остальные довольствовались чем попроще. Стоило ли утруждать себя их выделкой, если нельзя было быть уверенным, что в самый последний момент они не достанутся более сильному? Лучше уж вовсе обойтись без них. Летом тепло, а в остальное время года ланны больше нуждались в шкурах, чем в кожах.

После воды и пищи для ланнов не было ничего дороже шкур. От предков они унаследовали умение выделывать меха и шить из них одежду. В случае необходимости они могли обойтись без огня и даже без оружия, но без одежды, взятой у животных, они не продержались бы. Чем больше было у них шкур, тем меньше они страдали от холода и реже уходили в черные туманы. В зимние ночи они крепко спали на меховых постелях под меховыми одеялами.

Обычно лучшие шкуры доставались самым сильным. Если охотник убивал зверя, шкура становилась собственностью его семьи. Однако часто не один, а несколько охотников поражали зверя — в этих случаях шкура доставалась тому, кто нанес самый опасный удар. Если охотники оспаривали друг у друга первенство, шкурой распоряжались Урбу и Рего. Они присуждали ее одному из претендентов или брали себе. Если же никто не претендовал на шкуру добытого зверя, ее отдавали одиноким женщинам и старикам.

Гал всегда с любопытством наблюдал, как освежевывают зверя, обрабатывают шкуры и превращают их в меха или прочнейшие кожи. У него у самого уже был небольшой охотничий опыт. Ему случалось добывать зайцев, барсуков, коз и даже волков. Он снимал с них шкуру, а Луху и Риа обрабатывали ее. Этой добычи не хватало, чтобы одеться самому и одеть Луху, Риа и Улу, но Рего заботился о том, чтобы у них не было недостатка в шкурах.

Гал нетерпеливо ждал близящегося праздника Самой Короткой ночи: тогда он станет воином, возьмет Риа в жены, и у рода Сокола тоже будет свой бочажок для вымачивания кож…

С кабаном охотники управились быстро — шкуру снимать незачем. Его достаточно выпотрошить и промыть в ручье.

Мужчины дома — у ланнов радость и довольство. Племя готовилось к долгожданному обеду, а вечером на площадке вспыхнет большой костер — дров понадобится много!

Молодежь отправилась за сушняком. Гал и Рун держались вместе. Рун все время молчал, Галу тоже было не до разговоров: болели раны и ссадины. Когда принесли по последней вязке дров, Гал отозвал Руна в сторону, достал из поясного кармана камень.

— Ты спас Риа и меня — возьми.

Это был голубой алмаз. На свету он вспыхивал чистым голубым пламенем. Рун пришел в восторг от редкого камня, но от подарка отказался.

— Оставь себе, — выговорил с усилием. — У брачного костра я буду танцевать с Риа…

Запретить неженатому ланну танцевать с понравившейся ему девушкой никто не имел права, но слова Руна удивили и огорчили Гала. Отныне Рун встанет у него на пути так же упрямо, как один лось перед другим. Гал, конечно, никому не уступит Риа — и Руну! — но ему не хотелось бы вызывать своего друга на поединок, неизбежный в случаях, когда мужчины не могут поделить между собой женщину.

Споры у ланнов вспыхивали нередко — из-за женщин, из-за добычи на охоте, из-за места в пещере или у костра. Правым всегда считался сильный, а сильного выявляла лишь борьба. Такие поединки ослабляли племя, но ничто не могло устранить их, так как причин для ссор всегда было достаточно.

И все-таки Гал надеялся избежать стычки с Руном: Риа не допустит поединка между ними! Руну ведь хорошо известно, что она — из тех, кто сами выбирают себе мужа…

— Рун, пусть Риа сама решит, с кем ей исполнить брачный танец. Я не хотел бы скрестить с тобой палицы.

— Пусть будет так, — помолчав, согласился Рун. — Я тоже не хотел бы сражаться с