Рыцарь для английской леди - Кэтрин Марч

– А Вулфнот? Ты что-нибудь о нем знаешь?

– Он тоже с ними.

– Но… что они могут сделать, Ульрик? Их кучка против тысяч.

Ульрик пожал плечами. – Все они кончат на виселице, попомните мои слова.

Наступили темные зимние дни. Норманны держали замок под полным контролем. Они часто посылали отчеты Фальку д'Арку и всякий раз получали ответ. Не осталось неучтенным ни одно пшеничное или ячменное зернышко, большая часть лошадей была отправлена в наступающую армию, а также все коровы и свиньи и половина овец – на прокорм норманнских солдат.

Были получены указания укрепить Фоксборн и начать копать защитный ров. Вилланы[4] скептически смотрели, как норманны вонзают заступы в зеленый луг, оставляя за собой темный грязный шрам. Работу вскоре пришлось бросить, потому, что земля замерзла.

Все снова пошло по заведенному порядку, и Джулии порой даже не верилось, что октябрьские события произошли на самом деле. Кольцо с пальца она сняла и вернула матери. Было трудно забыть, что где-то существует человек, который считается ее мужем, но Джулия очень старалась.

Каждый день она со страхом ждала, что он вот-вот вернется. Лично ей он ничего не передавал, и Джулия подозревала, что он нагрянет внезапно.

Склонившись над шитьем, она много думала о том, что случилось в день ее бракосочетания. Ей вспомнился поцелуй, глубокий и волнующий. Она не ожидала, что этот человек будет так… ласков. Он проник ей в душу и разбудил что-то такое, к чему прежде никто и не стремился. Может, это любовь? То самое радостное, головокружительное чувство, о котором говорится в балладах и сказках? Да нет! Скорее это просто похоть. Внезапно Джулия задумалась о том, почему муж не стал… Она покраснела и украдкой бросила взгляд на мать. Леди Фредесвайд сосредоточенно клала шов за швом, вид у нее был мирный и довольный.

Джулия украдкой провела пальцами по лицу, по груди… Интересно, что его оттолкнуло? Может, она уродливая? Дело в том, что Джулия никогда не видела своего отражения.

– Мама, как я вам?

Леди Фредесвайд перекусила нитку.

– В каком смысле?

– Ну, мое лицо… – нетерпеливо проговорила Джулия. – Оно красивое? Или нет?

Мать улыбнулась, глядя на разрумянившееся лицо дочери.

– Знаешь, девочка моя, ты самая прелестная девушка из всех, кого я когда-либо видела.

– Но я уже не так молода.

– Но и не стара. Я уверена, что твой муж тоже считает тебя прелестной.

Джулия фыркнула.

– Какое кому дело, что он там себе считает!

И все же ей было очень приятно услышать, что она не уродка, а почему приятно, она не задумалась.

В декабре начались приготовления к празднованию Рождества, хотя прежнего веселья не было, потому что многих из тех, кто должен был бы принять участие в празднике, уже не было на свете, и это наполняло души оставшихся грустью.

Ульрик, Эдвин и Альфред, пыхтя и жалуясь на тяжесть, притащили огромную колоду и уложили ее в очаг в большом зале. Колоде этой полагалось гореть двенадцать дней и ночей, наполняя дом столь необходимыми теплом и радостью.

Джулия с матерью помогли служанкам украсить зал гирляндами из веток падуба и омелы. Норманны, незваные чужаки, пригодились тоже – они вызвались нарубить в лесу дров для кухни и добыть какой-нибудь дичи. Вернувшись с охоты с добычей – оленем и пятью зайцами, они принялись веселить служанок французскими песнями и любезностями.

– Какой стыд! – с горечью проворчала Джулия, сидя с матерью у очага за вышиванием и бдительно следя за приготовлениями к праздничному ужину. – Вы видели, как Хильда и Гита флиртуют с норманнами? Так и подмывает надавать им пощечин!

Леди Фредесвайд слабо улыбнулась, лишь на мгновение оторвав взгляд от шитья.

– Они мужчины вдалеке от дома, а мы женщины без мужчин.

– Мама, вы что, считаете их поведение нормальным?

– Тебе еще многому надо поучиться, дитя. Господь создал мужчину и женщину, женщину он создал, чтобы любила мужчину.

– Фу, ерунда, какая! Господь создал мужчину, чтобы воевать… и… насильничать над женщинами, а не любить их!

Матери нисколько не хотелось спорить с дочерью, но она бросила на нее любопытный взгляд.

– Ты сегодня не в настроении, дочка. Может быть, ты…

– Что?

– Носишь дитя?

Джулия рассмеялась и тут же умолкла, наткнувшись на удивленный взгляд матери.

– Нет, мама, ничего такого.

– А как было бы хорошо, роди ты ребеночка. Может быть, когда твой муж вернется…

От леди Фредесвайд не ускользнуло, что Джулия как-то морщится всякий раз, когда об этом заходит разговор. Мало того, ее просто корежит.

– Фальк д'Арк не показался мне жестоким или бесчестным человеком. Это плохо, конечно, что тебе пришлось лечь с ним в такой спешке, но я уверена, со временем он станет хорошим мужем и… – мать понизила голос до шепота, – Это так чудесно – соединиться со своим мужем.

– Прошу вас, мама, я не хочу говорить об этом!

– Он, торопясь, сделал тебе больно, но этого больше не будет.

Мать говорила ласковым голосом, стараясь умерить страхи дочери. Но никакого страха Джулия не испытывала. Отложив вышивание и поднявшись на ноги, она хлопнула в ладоши, привлекая внимания всех, кто находился в зале. Бросив лютню Эдвину, барабан Альфреду, сама она взяла пару колокольцев, и все трое завели веселую мелодию. И вот уже служанки хлопают в ладоши и подпевают, бросая игривые взгляды на норманнских солдат, стоящих за спиной Джулии.

Джулии, которая особенно любила играть в жмурки, завязали глаза, и она принялась бегать по холлу с вытянутыми руками, заливаясь смехом.

Она не слышала стука во входную дверь и не видела, как в зал вошли закутанные фигуры, отряхивая с ног налипший снег. Но она почувствовала, как повеяло холодом. Все вокруг нее вдруг остановились, музыка оборвалась.

– В чем дело? – выкрикнула она, пытаясь снять с глаз повязку. – Эдвин, развяжи меня сейчас же!

Послышались звуки шагов и позвякивание стали. Джулия в страхе замерла, чувствуя, как кто-то остановился перед ней. В нос ударил чужой, мужской, запах, а в следующее мгновение чьи-то руки сомкнулись у нее на затылке и разрезали узел под глухое рычание Кенворда. Джулия открыла глаза – перед ней стоял Фальк д'Арк.

– Здравствуй, жена. – Он, улыбаясь, вложил кинжал в ножны и схватил ее в охапку, наклонив к ней лицо.

У него были холодные губы. Джулия охнула от неожиданности, а он, воспользовавшись этим, заставил ее открыть рот, и она ощутила горячее прикосновение его языка. Ноги у Джулии подкосились, и она повисла в сильных руках Фалька, словно тряпичная кукла, с безвольно опущенными руками, прижатая грудью к его груди.