Ржевская дуга генерала Белова - Александр Пинченков

Вот один из примеров. Пример, исчерпывающе показывающий отношение Амирова к оккупантам еще в первые холода первой военной зимы, до известий о подмосковных победах Красной армии, и до смоленской 1942 г. партизанщины:

«.“Приехали немцы, дали задание Горбачеву — собрать хлеб и теплые вещи. В это время в хате был Геннадий, сидел — валенок подшивал, а немцы были важные, в тулупах. Геннадий не хотел убивать немцев в деревне,,, А потом погнался за немцем и убил [вставка-исправление в текст: “убили их”] где-то между Юшково и Замошье, тогда взяли три тулупа, валенки, лошадей. Хлеба немцам не дали, все спрятали».

Небольшая в процитированном тексте сбивчивость в формулировках рассказывавшего этот случай означает, что «Геннадию» уже в тот период было с кем сходить следом за немцами на дело, не требовавшее свидетелей. Три тулупа, валенки и лошадей в одиночку не заберешь.

Потом дошло и до стрельбы в деревнях. Немецкие тыловики пробовали как-то проехать от Коробца по деревням правобережья Угры на север, к Мазову. В Усть-Демине их завернули:

«…Только переехали немцы мост, как мы начали бить из винтовок. Но ведь это не пулемет, тем более, что все волновались на первый раз. Убили одного немца, а старосту михалевского захватили живьем. Отвезли его в штаб, в Мазово, так как знали, что там есть партизаны».

В конце января — начале февраля 1942 г. замошьевско-ветитневская партизанская группа П. А. Паненкова и Г.С. Амирова организационно объединилась с отрядом деревни Севастьяново, с группами из Усть-Демина, Маргынкова, Coca, Мархоткино и Митишково в единое боевое формирование. 4 февраля 1942 г. общее командование над объединяемыми в батальон отрядами принял на себя Ф.Д. Гнездилов. В партизанском батальоне имени Феликса Дзержинского, позже превратившемся в полк «ФД», Гаян Амиров занял должность комиссара. Это был не штабной и не показушно-окопный комиссар. Вот обычный, характернейший отзыв об Амирове, слова простого в ту пору бойца-партизана, М.Д. Степина: «Каждый партизан к нему шел как к родному отцу, хотя он и был молод, но его очень все уважали, он относился к людям очень хорошо». Комиссаром он показывал себя и в боях, и в разговоре с жителями на деревенских улицах. А чего стоило Амирову развернуть за шиворот королями едущих по ельнинским деревням наглых среди баб да подростков беловских майоров! Покомиссарил под Ельней Амиров ярко и дельно, правда, недолго. Интриги…

Не забегая вперед, позабудем пока о конкретной пришибеевской конторе, свернувшей ельнинскую карьеру комиссара Амирова. Пока — в январе, феврале 1942 г. — развитию партизанщины восточнее Ельни никто не мешал. И слава комиссарскому богу, что не мешали!

В январе 1942 г. гитлеровцы применили особую тактику в борьбе с формирующимися партизанскими массами. Не имея сил для удержания гарнизонами огромного количества населенных пунктов, вражеское командование создало боевые группы, достаточные для ведения небольших наступательных боев. Этим группам ставились задачи уничтожения любых боеспособных лиц, которые будут встречены в пунктах следования, — и пытавшихся сопротивляться партизан, и окруженцев, и иных подозрительных лиц из местного населения. Маршрут для каждой боевой, а точнее, карательно-боевой группы разрабатывался на основании сведений предварительной агентурной разведки.

Однако система если не разведки, то наблюдения и своевременного оповещения уже имелась и у партизан. При создании отрядов они преднамеренно оставляли часть добровольцев в деревнях, где те проживали, с одной-единственной задачей — вовремя оповестить партизан об опасности. И эти люди сработали. Способствовало оповещению партизан, своевременной подготовке их к бою и поведение врага: продвигаясь от Стаек на Жабье, СС-овцы в каждой деревне оставляли трупы вовсе даже не партизан, а подвернувшихся им под руку прежних советских активистов и комсомольцев: в Щелкине — 8, в Брыни — 12, в Семенкове — 6, в Алексеевке —10, в Жабьем — 27. Это была не тактика. Это было подписание себе приговора!

От залитой кровью деревни Жабье до партизанского Савостьянова (иногда называется и Севастьяново) СС-вцам оставалось ехать недалеко — всего около 2 км. Буташов с Гнездиловым решили дать бой. Экспедиционная колонна, двигавшаяся из Ельни, под д. Севастьяново партизанами была разбита в пух и прах. Никем не оплакиваемые 80 тел карателей навеки легли в братском захоронении. Один из германских офицеров смог добежать назад до Жабьего и спрятаться, но вступившие в деревню партизаны быстро его обнаружили. Результат — ставшая трофеем планшетка этого офицера с документами по операции, получение тем самым партизанами точных сведений по планам действий более восточной колонны, шедшей по правобережью Угры. Оставалось оповестить мазовских соседей-партизан, поспешить навстречу и этой группировке.

Начавшийся у окраин Мазова второй из январских боев с карателями развивался почти по тому же сценарию, но оказался масштабнее и стоил СС-вцам гораздо большей крови. Колонна карательного отряда на 20 подводах продвигалась из деревни Жильково на запад, под Мазово, Бузаново, Мархоткино. Недалеко от берегов Угры партизаны встретили и разбили этот отряд. Участник боя Сергей Каледин позже вспоминал:

«Вскоре после этого нам передали, что идет обоз немцев со стороны Спас-Деменска[,] и мы сделали засаду на мельнице в Мархоткино. Я, правда, не подсчитывал, сколько было убито немцев, так как было не до счета, но выскочило не более 8-ми человек немцев, остальные все были побиты».

В действительности спастись и вернуться удалось лишь нескольким возчикам из местного населения, кое-как, с обморожениями, снежным и болотистым бездорожьем в обход Матченок добравшимся в деревни Марьино. На заснеженных полях после боя партизаны насчитали 147 вражеских трупов.

Следствием поражений карательных колонн было распространение по деревням округи Замошья вполне достоверных рассказов, сводящихся к констатациям: партизаны действительно есть, причем в деревнях округи Мархоткино они гораздо боеспособнее и, видимо, гораздо многочисленнее, чем немецкие карательные группы. Приходилось жителям находить и рукописные листовки подпольщиков, в которых помимо призывов — непривычные утверждения о незанятости немцами Москвы, о контрударах и даже контрнаступлении РККА. Однако сообщения о первых (успешных причем!) здесь партизанских боях, вероятно, действовали на людей посильнее. Особенно на тех, что стрелять умели и даже, в силу присяги …должны были.

Кроме листовок и «слухов» основанием для глубокого размышления каждого о своей дальнейшей судьбе стало поголовное уничтожение всех, кто не сплотился в крепкие вооруженные отряды. Так было, например, в деревне Стаицкое с группой остававшихся здесь с 1941 г. военнослужащих-окруженцев. Они были без каких-либо разбирательств перебиты карателями на окраине деревни. Ой, зря! Ведь именно здесь, по дороге из Замошья на Стаицкое, совсем к тому времени недавно — в октябре 1941-го — происходило, например, следующее:

«…Видел, что в лесу много убитых бойцов и много оружия… Чтобы не ехать порожняком — мы положили в тележку 8 штук пулеметов, 12 винтовок, 3 автомата, 1 миномет и 5 ящиков патронов. Привезли в Замошье и сложили в колхозную нюху, где лежала немолоченная рожь.