Мания - Чарльз Дэвис

Немного отдышавшись, я прислушался, и мне показалось, что из глубин пещеры доносится чье-то тихое дыхание. Я решил, что от страха разыгралось воображение, и направился к столу, надеясь оттуда увидеть побольше. Шероховатая столешница по краям была сильно изрезана неоднократно используемым острым инструментом, видимо, здесь резали хлеб или мясо. Ничего нового я не разглядел, поскольку света не хватало, а развести огонь не посмел, боясь, что дым привлечет внимание. Я также чувствовал странный запах гниения, несильный, но навязчивый, приторно сладкий и прогорклый одновременно. Так воняет в горной глуши вздувшаяся козлиная туша. Постепенно глаза мои привыкли к темноте, но я понял, что при освещении лишь через дымовое отверстие мне придется вести поиски на ощупь. Зрение тут не помощник. Неприятная мысль. Я не сомневался в том, что, ощупывая логово столь отвратительного человека, непременно наткнусь на нечто ужасное, может, даже на самого затаившегося хозяина. Однако отступать было не в моем характере: даже в детстве, решившись на что-то, я никогда не останавливался, пока не достигал цели. Я кое-как обогнул стол, развел руки и направился прочь от стола и лежанки, отыскивая стену. Я справедливо рассудил, что вино — если оно там есть — должно храниться недалеко от стола.

Стена, сухая и шершавая, оставила пыльный след на моих пальцах, будто побеленная, что, учитывая мрак, совершенно невозможно. Без сомнения, скалу покрывал какой-то осадок, ибо там, где пещера когда-то была сырой, а позже высохла, на стенах часто встречается такой шероховатый слой. Я оглянулся и успокоился, увидев свет, скользящий из дымового отверстия. С этого расстояния свет был более отчетливым, и я понял, что, как бы далеко ни отошел, смогу найти обратный путь. Пробираясь вдоль стены, я наткнулся на сундук, полный одежды, и несколько полок с глиняными горшками, только их содержимое никоим образом не походило на вино.

За полками пол пещеры отлого шел вниз, совсем чуть-чуть, но все мои чувства были обострены, и я скорее ощутил, чем заметил, что стены начинают смыкаться. Держась одной рукой за стену, вдоль которой шел, я вытянул другую в сторону противоположной стены. Я продвигался вперед, как начинающий акробат, осторожно балансируя между стенами и перед каждым шагом ногами, как щупальцами, проверяя, нет ли впереди препятствий. Это довольно обычный способ продвижения в жизни, милорды: держать одну руку на знакомом, а второй изучать противоположную сторону.

В одном месте моя ладонь скользнула по чему-то свисавшему с потолка, длинному и мягкому, как тонкая козлиная шерсть. Я отпрянул с отвращением и только потом понял, что, скорее всего, это паутина. В свете, падающем из дымового отверстия, мое предположение подтвердилось. Я уже здорово углубился в пещеру, может, на сорок шагов взрослого. Неудивительно, что Фактор, так же мало внимания уделявший чистоте, как и любой другой житель aldea, не стряхнул паутину столь далеко от своего лежбища.

По логике вещей, мне следовало тогда же повернуть обратно. Вино не могло храниться в этом углу подземелья, скорее уж ближе к входу и столу. Но почему-то поиск противоположной стены стал притягательным сам по себе, и я решил пройти еще немного.

Чем дальше я забирался в пещеру, тем сильнее становился запах, и я начал сожалеть, что не повернул назад. Однако я отчаянно хотел найти противоположную стену, будто каким-то образом мои поиски вина, на которое мне, честно говоря, уже было наплевать, оказались бы несовершенными, если бы я не коснулся противоположной стены пещеры. К тому же у меня осталось бы мучительное ощущение, будто я не сделал все от меня зависящее.

И тут моя нога, осторожно выискивающая препятствие, встретилась не с твердым каменным полом пещеры, а с чем-то круглым и подвижным, что покатилось, чуть не опрокинув меня, и отскочило с грохотом. Оправившись от шока, я понял, что споткнулся о кучу дров. Несомненно, Фактор хранил запас в глубине пещеры, чтобы всегда иметь сухие дрова. Я мог бы наклониться и коснуться препятствия, чтобы подтвердить свои впечатления, но я этого не сделал в тот момент… ну…

Позвольте подчеркнуть, мне никогда не узнать, является ли правдой то, что я собираюсь вам рассказать. По причинам, кои скоро прояснятся, я надеюсь и молю Бога, что не узнаю, ибо скрытый смысл слишком страшен. Бывает, время лечит, милорды, но всегда ценой разрушения.

Пока я размышлял, не наклониться ли — наклоняться мне не хотелось, но тем не менее хотелось узнать, на что я наткнулся (жажда знания всегда была моей слабостью, милорды), — я услышал или подумал, что услышал, стон в самой глубине пещеры. Я и теперь не могу поклясться, что слышал тот звук, что не порыв ветра прошелестел под сводом, не проскрежетал смещенный мною камень, но в тот момент я верил, что услышал стон. Этой веры было достаточно, чтобы превратить подавляемый страх в настоящую панику.

Обезумев от страха, я развернулся и кинулся со всех ног, отчаянно надеясь сбежать от того, что шевелилось в укромных уголках пещеры. Я споткнулся о разбросанные камни, споткнулся о табурет, сломя голову понесся к световому кругу, который должен был спасти меня, в конце концов, натолкнулся на стол и отлетел к дальней стене, где упал на какой-то деревянный предмет и ободрал о камни голову.

Наверное, на мгновение я потерял сознание. Следующее мое воспоминание: я смотрю на ладонь, изумляясь водянистости своей крови и пытаясь понять, откуда взялась кровь и почему она льется извне и словно окружает меня, и сочится в мое тело, а не вытекает из него. Затем я увидел, что свалился на деревянный бочонок, а из-под неплотно заткнутой пробки сочится черное вино.

Как выяснилось, мое воображение приукрасило действительность. Выбравшись наконец наружу и достаточно далеко убежав от ужасной пещеры, я остановился передохнуть и исследовать жидкость, поспешно перелитую в запасенные сосуды. Вино оказалось вовсе не кроваво-красным, как привиделось в пещере, а мутно-коричневым. Движимый любопытством и стремлением умерить сердцебиение, я попробовал вино. Оно оказалось сладким, вполне соответствующим моему детскому вкусу. После первых пробных глоточков я жадно приник к живительному источнику, как будто эта нежная амброзия могла развеять ужасные фантазии, причиной коих был страх, обуявший меня в пещере. Я не хотел откусывать от яблока Фактора, однако с готовностью пил его вино. Очень скоро бутыль опустела. Я пошел ради мавра на такой риск, что теперь не мог вернуться к нему с пустыми руками. Я подавил искушение приняться за содержимое бурдюка и отважился подняться на ноги.

Излишне говорить, что при знакомстве с Бахусом я вел себя как любой неофит[24]— шатающийся, восторженный идиот. Я не стану подробно описывать свое хаотичное продвижение к aldea. Достаточно упомянуть, что я дважды падал в реку, ползал на четвереньках вокруг снежных ям и натыкался на бесчисленные деревья, непостижимым образом выпрыгивающие из леса, чтобы перекрыть тропинку. Впервые сталкиваясь с богословием, человек неизбежно лишается дара речи, ибо язык нов, а результаты попыток овладеть его сложностями озадачивают. Но даже тогда я понимал, что таким языком я бы наслаждался.