Самое красное яблоко - Джезебел Морган

не терпится королевичу с места сорваться, и поверить боялась в странную, смутную догадку, согревшую мою грудь надеждой, словно солнечным лучом.

Неужели здесь, где даже дышать горько, а пепел кружится в воздухе, серым пятная снег, неужели именно здесь, в самом уродливом месте из всех, что я видела, чары добрых соседей теряют силу?

Я коснулась кольца из холодного железа, и оно впервые нагрелось от тепла моей кожи.

8

Перед тем как смотреть на прибытие паровоза, нас напоили горячим терпким чаем. Лорд предложил и перекусить; по его указанию в здании ратуши нам накрыли стол, но мне кусок в горло не лез, а Элеанор даже от чая отказалась. Тогда я принесла ей флягу с водой, что мы взяли утром еще во дворце, и она схватила ее, словно та была самым драгоценным сокровищем во всем мире.

Жутко было видеть, как она жадно пьет простую воду и не может напиться, не может смыть привкус горечи и пепла с языка, не может избавиться от вездесущего запаха железа.

Это место убивало ее. Убивало чары в ней.

Гленн и не замечал ничего. Он шутил с Ингимаром, внимательно выслушивал рассказы Агли и отмахивался от рассуждений брата о том, какое богатство может принести Альбрии железная дорога. Юного Гленна, как и раньше, интересовали только веселые байки да развлечения. Кажется, больше него прибытие паровоза ждал только сам лорд Вильгельм.

Но на него я старалась не смотреть. Пламя в его глазах было самым жутким – оно могло спалить не только меня, но и весь мир.

В густых зимних сумерках, грязно-синих и пыльных, нас привели к каменной платформе, отполированной множеством ног. Рабочие посматривали на нас напряженно, косились на лорда Вильгельма, кивали Ингимару – его здесь уважали. Похоже, наше присутствие сбило что-то в размеренной повседневной работе.

В громоздком высоком здании позади нас зажгли огонь, и желтые прямоугольники света легли на землю, стекли с платформы и выхватили из густых теней что-то черное и длинное. Змея, подумала я сначала, но потом поняла, что это блестит металл. Тонкая полоса металла, тянущаяся в непроглядную темноту.

– Не подходите к краю платформы, милая леди. – Ингимар удержал меня за локоть и заставил шагнуть назад. – Когда прибудет паровоз, это может быть опасно.

– Что там блестит? – спросила я, не в силах оторвать взгляд от металла. Сколько же его здесь? Кажется, я в жизни не видела столько железа. Да и была ли в Альбрии кузница, которая могла бы породить что-то такое же немыслимое и бесполезное?

– Это рельсы, – охотно пояснил Ингимар; кажется, ему льстило мое удивление, смешанное с испугом. Ведь это так греет сердца мужчин, когда их знание или сила дает ощущение власти над женщиной, особенно если женщина знатнее их! – Их отливают из закаленного железа, по ним и движется паровоз.

– Он такой большой? На что он похож?

Ингимар пожал плечами и неуловимо улыбнулся:

– Терпение, милая леди, скоро вы увидите сами. Только прошу: не кричите и не убегайте – вы можете угодить под колеса!

Столько нехорошего, мрачного предвкушения прозвучало в его словах, что я поспешила отойти в сторону. Он знал, что мы испугаемся, и ждал этого.

Первой приближение поезда ощутила Элеанор: она стиснула руку Гленна, выпрямилась натянутой тетивой, едва ли не звеня от напряжения. Я бросила рассеянный взгляд на блестящие рельсы, и мне почудилось, что свет на них дрожит, словно они проседают, впиваясь в поперечные доски под ними – и в саму землю.

«Словно оковы», – мелькнула неожиданная мысль и тут же исчезла. Темнота вокруг вздрогнула от приближающегося гула, он отдавался в костях и зубах, и хотелось зажать уши, зажмуриться и броситься прочь. Но вместо этого я шагнула ближе к краю платформы, остановилась в шаге от него и замерла, жадно вглядываясь в темноту.

Гул нарастал, все разговоры за спиною смолкли – все равно слов уже стало не разобрать. Странное волнение сжимало нутро: смесь страха, предвкушения и трепета, как перед явлением божества. Ледяной ветер ударил в лицо, и слезы вскипели в глазах, и за их пеленой мир размывался и дрожал, и яркая вспышка прорезала густую зимнюю темноту. Я смахнула выступившие слезы, и свет – белый, обжигающий – ударил в глаза, ослепил на миг, а за ним обрушился гул, и грохот, и низкий, пробирающий до нутра свист.

Огромное чудовище неслось из темноты, и черный дым поднимался над ним, такой густой и непроглядный, что в сумерках казался дырой в небытие. Чьи-то руки вцепились в мои плечи, повлекли назад, но я осталась стоять недвижима, во все глаза глядя, как мчится ко мне сам свет, а тьма за ним становится гуще и плотнее. Тогда кто-то встал со мной рядом, сдавил пальцы в горячей ладони. Я не оглянулась.

От гула заложило уши. Я вскинула ладонь к лицу, прикрывая глаза. «Опусти взгляд, – шептал в уши страх, сливаясь воедино с грохотом, словно весь мир вокруг рушился, – опусти взгляд, склонись, не смотри, ты не в силах понять это величие, склонись же, склонись!»

Но я не склонилась.

Грохот стал тише, хоть чудовище было уже совсем близко. Оно замедлилось, а мимо платформы уже едва проползло, словно позволяя разглядеть себя, устрашая и восхищая. Огромное, все из темного железа, оно подавляло, утверждая свое величие и ничтожность хрупкого, мягкого человека.

Неудивительно, что лорд Вильгельм готов был рухнуть перед ним на колени.

Губы слиплись и покрылись сухой коркой, я с трудом смогла их разлепить.

– Это и есть паровоз? – сипло спросила я, оборачиваясь. Я думала, рядом стоит Ингимар, но нет, это был Рэндалл. Ветер разлохматил его волосы, а на лице застыло странное выражение, смесь ужаса и облегчения, словно он только пробудился от кошмара, что холодом терзал его сердце.

Надо думать, на моем лице было написано то же самое.

Он сморгнул, приходя в себя, оглянулся на меня, все еще не до конца понимая, что происходит, все еще находясь во власти огромного железного чудовища. Маска спала с лица королевича, оставив его таким же растерянным и беззащитным, как и я сама. Должно быть, он увидел отражение своих чувств в моих глазах и тут же взял себя в руки, снова стал надменным и спокойным и отвел глаза, и словно в одно мгновение между нами встала стена морока и чар. Но перед тем как шагнуть прочь, он крепче сжал мою ладонь и нежно провел большим пальцем по тыльной стороне.

– Вы удивительно смелы, леди Джанет, –