Шаг вперед. История девушки, которая, потеряв ноги, научилась танцевать - Мишель Бёрфорд

– Скажи, когда почувствуешь, что она вошла в легкое, – говорила медсестра. Когда я подавала знак, она выкачивала из него литра два жидкости.

Я не плакала. В такие моменты сознание автоматически переключается в режим «главное – выжить, плакать будем потом».

Однажды я сорвалась. Сестра стала снимать пластырь с левой стороны спины, где была сделана операция. Мне удалили часть левого легкого. Она сорвала пластырь, я расплакалась. Я так измучилась от постоянных процедур и уколов, что это стало последней каплей. Но мне не хотелось, чтобы она или мои родители жалели меня, поэтому я закричала:

– Не трогайте меня больше!

Однажды в больницу пришла моя бывшая учительница рисования мисс Лайл. Мама рассказала ей о моих видениях и о «шамане». Мисс Лайл воскликнула:

– О боже! Я знаю, кто такой шаман! Это целитель!

Через несколько дней она вернулась и принесла несколько книг.

Мама открыла первую страницу одной из них и прочла вслух несколько абзацев:

«Шаманы – это целители. Они проходят через множество тяжелых событий, коренным образом изменяющих их жизнь. Многие шаманы рассказывают о том, что побывали между жизнью и смертью. После возвращения у них появляются особые способности».

Мы с мамой недоверчиво переглянулись.

– Именно это со мной и произошло, – прошептала я. – Значит, я тоже шаман?

Я поняла, что таинственный посетитель призывал меня ступить на этот путь.

После выхода из комы я почти все время спала. Проснувшись, я лежала, наблюдая, как ветер из вентилятора перебирает сотни открыток на стене, они трепетали, как крылья бабочек… Я смотрела на них и невольно думала о том, другом мире, где побывала. Покой и безмолвие черного пространства. Слова тех загадочных существ: «Можешь пойти с нами – или остаться». И то ободряющее напутствие, что я получила, вернувшись: «В конечном счете все имеет значение».

Не это ли имел в виду тот человек, рассказывая о переходе «за грань»? Неужели и он стоял перед выбором «уйти или остаться»? Тогда он сказал мне не бояться, потому что знал, что со мной случится что-то страшное? Но как он это узнал? Был ли этот «переход» своего рода духовным пробуждением? Почему мне дали второй шанс? Я не знала. Чувствовала лишь то, что этот шанс я использую полностью.

– У тебя ноги, как у тетеньки, – пошутила как-то Кристел. Это было через пять недель после того, как я попала в больницу. Я улыбнулась. Несмотря на всю серьезность ситуации, мы старались не терять чувства юмора.

– Знаю, мерзкое зрелище, – простонала я.

Мои ноги были под угрозой. Они не только опухли, их нижняя часть почернела. Медсестры каждый день втирали в мои голени и ступни специальную мазь в надежде, что она восстановит нормальное кровообращение.

Врачи делали все возможное, чтобы их спасти.

Меня перевели в отделение к доктору Канейлу. Это был милейший мужчина и к тому же знакомый тети Дебби.

– Привет, Эми! – всякий раз радостно приветствовал меня доктор.

Это был высокий человек с круглыми румяными щеками, светлыми, с проседью волосами и улыбкой, полной милосердия.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим твои ножки.

После осмотра я задала ему тот же вопрос, что и другим врачам:

– Я смогу когда-нибудь снова кататься на сноуборде?

– По правде говоря, Эми, – ответил доктор Канейл, – мы не знаем, сможешь ли ты снова ходить. Но мы сделаем все, что от нас зависит.

Сама мысль о том, что я никогда больше не испытаю того ощущения свободы, какое охватывает, когда катишься вниз с горы, давила так сильно, что я не могла об этом думать больше пары секунд.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы обеспечить тебе максимум активности, – сказал доктор Канейл, пытаясь дать мне хоть каплю надежды.

Всякий раз, как я говорила родителям, как мне хочется кататься на сноуборде, отец отвечал одно и то же:

– Не все сразу, родная. Сначала нужно вылечить твои ноги и научиться ходить.

В первое время при обходе доктор Канейл почти не говорил об ампутации.

– Мы постараемся избежать крайних мер, – говорил он.

Однако постепенно стало очевидным, что их состояние не улучшается. Наконец доктор Канейл подтвердил то, чего вот уже несколько недель опасались мои родные:

– Вашей дочери придется ампутировать ноги, – сказал врач, сдерживая слезы, – до последнего мы надеялись, что их можно будет вылечить.

Родители молчали. Потом родители стали задавать вопросы, которые мне и в голову бы не пришли.

– А она сможет когда-нибудь иметь детей? А плавать с протезами? А если вы все-таки удалите ноги, какая часть останется? Можно ампутировать только пальцы? Или только стопы до границы у лодыжки?

– Не стоит этого делать, – отвечал им хирург. – Надо, чтобы и на протезах она не была слишком высокой, чтобы она смогла на них стоять и заниматься спортом, сноубордингом. Мы ампутируем примерно десять дюймов голени.

Когда происходит что-то подобное, невольно начинаешь спрашивать себя: «За что?..» Я изо всех сил старалась не думать о том, сделала ли я что, что явилось причиной заболевания? Как я вообще могла подхватить менингит?

Но все равно я пролистывала в голове каждый день до 16 июля, анализируя все свои действия. Вспомнила, например, как ела ананас, судя по привкусу, слегка подпорченный. Может, из-за него? Или вот. В выходные, до того как я заболела, мы с друзьями ездили на озеро и горячие источники. Я порезала палец на ноге о скалу. Может, в эту царапину попала инфекция?

Можно гадать всю жизнь, прокручивать в голове все самые мелкие детали, все принятые и непринятые решения. Все мы люди, и нам свойственно пытаться разобраться в происходящих событиях. И иногда полезно усваивать уроки. Но в конечном счете бессмысленно жить, постоянно оглядываясь назад, сожалеть, корить себя за то, что уже нельзя вернуть или изменить. Это пустая трата энергии. В больнице передо мной стоял главный выбор: сидеть, уставившись в зеркало заднего вида, или смотреть вперед, в ветровое стекло. Я выбрала второе и «нажала на газ».

Я люблю грозу. Всегда любила. Запах дождя напоминает мне сцену, когда мы с папой сидели на заднем крыльце, смотрели на горизонт пустыни и на то, как над яркими огнями Вегаса собираются тучи. Волшебное зрелище.

– Пап? – позвала я как-то, уже в больнице. Было почти за полночь, шел дождь. Отец, сидящий рядом на стуле, кивнул.

– Да, детка? Что такое?

Я посмотрела на него.

– Хорошо бы сейчас выйти на улицу, вдохнуть запах дождя, – ответила я. – Я так по нему скучаю.