Второе пришествие - Александр Новичков

Даже если я найду серебро в этой деревне, то явно не в той форме, в которой оно может быть опасно для чудовища. Забить оборотня до смерти серебряной ложкой – какой экстравагантный и неоправданно жестокий способ убийства.

Ко мне понемногу возвращалось чувство юмора.

И так, погруженный в раздумья, я даже не заметил, как уснул.

Когда я проснулся, наступил вечер.

Шум и гам, доносящийся снизу, я услышал сразу. В трактире вовсю шли гулянья. Давал концерт какой‑то странствующий трубадур и, кажется, довольно успешно, потому как местные были очень довольны, громко топали, кричали и подпевали. Неожиданно и странно было слышать радостный смех жителей деревни, которой угрожает кровожадный оборотень, но скорее всего они об этом просто не знали. Старик Римен не предал огласке обстоятельств смерти того человека, чтобы избежать массовых волнений. Он не был уверен, кто именно оборотень, и не представлял, к чему может привести паника.

Понимая, что мне сегодня уже просто не дадут уснуть, я спустился в зал трактира. Ведь мне выпал уникальный шанс увидеть средневековое развлекательное мероприятие и поужинать. А заодно начать поиски оборотня и присмотреться к местным. Сев на скамью за самым дальним столом, я начал наблюдать.

Трубадур прекрасно обращался с лютней, извлекая из нее простую, но приятную мелодию, которая вместе с пением трех румяных девиц отлично развлекала подвыпивших крестьян. Он только изредка прерывался, чтобы отхлебнуть поднесенного трактирщиком пива, откусить чего‑нибудь съестного, или ущипнуть одну из подпевающих ему девиц. На меня почти не обращали внимания. Слухи о появлении в деревне чужеземца расползлись очень быстро, и все уже знали о том, что я не опасен. Старик Римен наверняка постарался, чтобы у всех на устах была именно эта новость, а не гибель овец и смерть крестьянина.

Пробежала Илина, улыбнулась мне. Они с официанткой, похожей на луковицу, метались между кухней и столами посетителей, едва успевая разносить заказы. Что‑то мне подсказывало, что в этот вечер трактир делал неплохую выручку.

Вскоре Илина подошла и торопливо поинтересовалась.

— Ужинать будешь?

Я согласно кивнул. Она умчалась на кухню и спустя несколько минут принесла жареную рыбу и кружку кваса. Поставила все на стол и, пожелав мне приятного аппетита, убежала работать дальше. Поел я с превеликим удовольствием.

Но когда я собрался отпить квасу, чья‑то мясистая рука неожиданно выхватила у меня кружку. Немного удивленный, я поднял глаза. Возле столика стоял хозяин трактира.

— Квас у нас дети пьют, – возмущенно заявил он. Кажется, трактирщик был пьян. – Я тебе обещал, что пивом угощать буду? Обещал. А обещания я свои держу!

Он вложил мне в руки другую кружку, из которой тянуло хмелем и ячменем. Не утруждая себя оценкой вкусовой композиции, я пригубил деревенского пива и всего за пару минут приговорил всю кружку. Довольный способным собутыльником трактирщик поставил мне следующую.

Так, час за часом, наступило время ночи. Захмелевшие и довольные гости начали расходиться по домам.

Бессовестно наклюкавшись, я совсем позабыл о своем основном задании – поиске оборотня, а вспомнил о нем только когда поднимался по лестнице на второй этаж и при этом уже засыпал на ходу. Алкоголь подействовал на меня, как снотворное. Я проспал весь день до позднего вечера, но после трех, ну, может, четырех кружек пива так захмелел, что хотел только одного – снова завалиться в кровать. Что вскоре и сделал.

Но отчего‑то сразу не уснул. В голове носился целый табун нетрезвых мыслей. Я сконцентрировался на одной, вытянул ее, словно кошку за хвост из‑под дивана, и изучил:

«А все‑таки, кто же этот оборотень?»

И мне неожиданно стало интересно, кто же этот злосчастный оборотень, который терроризирует деревню. Повернув голову и направив взгляд на стоящий у стены сундук, едва различимый в ночной темноте, я начал рассуждать.

Я видел уже множество людей, но никто из них не казался мне подозрительным. По словам старосты Римена, оборотень появился в деревне сравнительно недавно, значит, раньше здесь было спокойно. Тогда кто‑то стал оборотнем совсем недавно, но крестьяне слишком хорошо знали друг друга, чтобы позволить кому‑нибудь из местных незаметно заразиться ликантропией, если, конечно, это болезнь и передается она только через укус. Логично предположить, что оборотень – это кто‑то из приезжих, например, какой‑нибудь путешественник.

Вот в чем я мог быть уверен, так это в том, что человек, больной ликантропией, действует по ночам. Когда на небо выходит луна, он превращается в обросшее клыкастое чудовище, бегает по лесам, нападает на людей, а утром может проснуться в совершенно незнакомом месте, без единой мысли о том, как он туда попал…

Внезапно мою спину словно сковало холодом, а волосы на голове встали дыбом. Глаза открылись так широко, что едва не вылезли из орбит. Перестало биться сердце, а в легкие больше не поступал воздух. Я стал задыхаться, но не мог сделать даже малейшего вдоха.

Факты звенели как набат. Я – приезжий, страдаю потерей памяти. С моим телом произошли странные изменения, я стал невероятно силен. И каждое утро, сколько я себя помнил, я просыпался в новом месте, не представляя, как туда попал.

Оборотень…

…это я.

Сердце застучало так быстро, словно захотело выпрыгнуть у меня из груди. Во мне словно что‑то надломилось. Вся сущность завопила от отчаяния.

«Не верю!»

«Не может быть!»

«Тогда кто, если не я?» – возразил я сам себе. Все объяснилось. Нашелся ответ на все мои вопросы. События складывались воедино. Случайность исключалась полностью.

Темнота комнаты начала давить. Я ударил кулаком в стену настолько сильно, что внутри ее что‑то хрустнуло и заскрипело, но я уже спрыгнул с кровати. Стрелой вылетел из комнаты и, не зная, куда податься, метнулся на улицу. На лестнице чуть не сбил Илину.

Она поднималась ко мне, прижимая к груди небольшой округлый предмет, и едва успела отскочить в сторону. Но на мгновение, на одно короткое мгновение, это вернуло меня в чувство.

— Что? – выдохнул я, тяжело дыша.

Илина испугалась и опустила взгляд.

— Ты хотел знать, какие у тебя глаза, – робко пробормотала она. – Вот, я принесла зеркало.

Она вытянула руки и повернула зеркало отражающей стороной ко мне.

Задержав дыхание, я присмотрелся. Было слишком темно, чтобы разглядеть что‑либо, но я увидел все, что было нужно. Увидел горящие красным пламенем глаза.

Это были мои собственные глаза.

Меня начало трясти. Ноги подламывались при каждом шаге, тело словно сковало свинцовыми оковами, но мне хватило сил выйти на улицу.

Но там я тоже не смог прийти в себя. Хотелось выть от безысходности и рвать на себе одежду. Тело сжалось, словно в кулаке невидимого великана, захотевшего раздавить меня, словно мелкую букашку. Я побежал. Превозмогая боль, забыв об агонии, невзирая на сумасшествие. Бросился вперед, отвергнув все. Помчался, не видя дороги. Рванул так, словно бегство могло спасти меня от ужасного проклятия.