Мужчина, которому захотелось согреться - Вячеслав Прах

Правду извратили (казалось бы, как можно извратить правду?).

Учитель.

За всем сказанным стоит огромный страх не оказаться на месте того, о ком идет речь. Он усвоил, что, осуждая другого, рано или поздно возьмешь на себя его груз и пройдешь его путь.

Он боится не того, что в себе самом обнаружит гнилую личину, а того, что, обнаружив, оправдает ее и продолжит с ней жить.

Он считает себя трусом и постоянно твердит об этом.

Любовница.

Твоя рука дрожала, но крепко держала мою руку, ты вел меня в сторону Гостиного двора и время от времени останавливал посреди потока людей и целовал в губы. Твое тело не переставало дрожать.

Ученик.

Любой человек, который научился тормозить на опасных поворотах, который усвоил правила езды по серпантину, может загнуть правду в такую позу, в которую ему нужно. И иметь ее так, как вздумается, ибо он умеет заниматься с ней сексом.

Учитель.

Он слишком много думает о правде. Он мог бы это время провести в объятиях прекрасной темноволосой женщины, которую он выбрал, утопая в нежных лепестках ее губ, тянущихся к нему, как к солнцу.

* * *

– Я хочу принять душ вместе с тобой, – сказал я своей любовнице. Мы много выпили шампанского, но не опьянели от него.

Я опьянел только тогда, когда мы стояли под струей горячей воды. Я мыл ее, нежно, но уверенно притрагиваясь к ее роднику. Мне хотелось просто мыть ее, мне нравилось, что она доверилась мне, что она принимала меня как мужчину, что она приняла решение повернуться ко мне спиной, расслабиться и подарить свое тело мне. В какой-то момент мой орган налился кровью, затвердел, и я, отдавшись полностью этому порыву, этому неконтролируемому желанию, взял ее за волосы и резко, без всяких прелюдий и ласк, вошел в нее, прижав к своей груди ее торчащие лопатки. Это было дико. Это было по-животному. Это было по-настоящему. Я хотел ее здесь и сейчас.

Она была тонка и драгоценна для меня, как слоновая кость. Я мог запросто взять ее на руки и отнести в спальню. Но в этот момент мне хотелось быть в ней, брать ее грубо, без всяких нежностей и ласк. Мне хотелось обладать ею, ее хрупким, тоненьким тельцем. Я получал удовольствие от того, что трахал ее так, будто не видел женщин много лет, находясь в заточении.

В конце я повернул ее лицом к себе и посмотрел на нее. Она глубоко дышала, ее веки были закрыты, я посмотрел на ее губы, а затем впился в них. Снова посмотрел в ее глаза – теперь они были открыты, она начала дышать спокойнее. Ее глаза смотрели на меня так, будто говорили: «Кто ты и что ты со мной сделал сейчас?» Мне нравился этот взгляд, он был настоящим.

Я выключил воду, взял ее на руки, осторожно, чтобы не поскользнуться на скользкой плитке, отнес в спальню и аккуратно, насколько мог, бросил на кровать.

Какое-то странное удовольствие было в том, чтобы именно бросить ее на кровать, а не положить.

* * *

Учитель.

Он много думает, ему стоило бы научиться быть в женщине, будучи с женщиной.

Ученик.

О чем ты думаешь?

Любовница.

Ни о чем. Просто смотрю.

Учитель.

У него неплохо получается.

Ученик.

Согласно определению Даля…

Учитель.

О, нет!

Учитель.

Бела как снег. Нема как статуя.

Любовница.

Я хотела опоздать ровно на одну сигарету. Но пришла раньше на целых пять.

Ученик.

Я знал. Я пришел раньше на три. И стоял с другой стороны, спрятавшись за мостом, чтобы увидеть, когда ты подойдешь к третьему копыту второго коня. А затем подойти сзади и обнять тебя. Я люблю контролировать ситуацию.

Учитель.

Он любит контролировать непривычную для него ситуацию. Это придает ему уверенности и дает ощущение спокойствия и безопасности.

Любовница.

У меня начали дрожать руки еще за сутки до нашей встречи, как только узнала, что ты прилетаешь.

Ученик.

Мое тело начало дрожать, когда я вышел из самолета и осознал, что до встречи осталось всего несколько часов.

Эта дрожь овладела всем моим телом, я не мог этого контролировать.

Учитель.

Он – живой. Его тело не умеет скрывать эмоции. Ему не стоит стыдиться этого.

Любовница.

Я знаю, что не мог. Твои руки дрожали даже тогда, когда мы зашли в номер, и ты снял с меня куртку.

Ученик.

Согласно определению Даля, правда есть «истина на деле, истина во образе, во благе; правосудие, справедливость»; правдивость – «полное согласие слова и дела». В итоге истина оказывается подчиненной правде.

Истина сделана из глины, и каждый может лепить из нее то, что нужно ему. Истину пишут те, кто умеет писать. Истиной распоряжаются те, кто не умеет писать. Я теперь верю в то, что есть кое-что интереснее многоликой правды – это символ. Тверже истины – сердце, которое вынимается из любого творения, созданного человеком, природой и тем, во что искренне верят люди, чтобы отыскать в нем символ и выпить его с таким же желанием, с каким Саломея хотела поцеловать рот Иоканаана.

Учитель.

Это похоже на бунт. Но как же прекрасен этот призрак. Он молчалив, как бронзовый ангел Монферрана, стоящий на вершине Александровской колонны с крестом.

Любовница.

Твои руки дрожат до сих пор, когда ты гладишь меня. Мои руки перестали дрожать после прогулки у Михайловского дворца.

Ученик.

Я знаю людей, которые много читают, но ничего не выносят из книг. Они приобретают сокровища (знания, которыми можно распоряжаться во благо себе, во благо своему окружению – это большое дело), платят за них своим временем, деньгами, но никак не пытаются стать богаче. Они не применяют свои знания, они их накапливают подобно человеку, накапливающему золотые слитки, бережно складывая в мешок. И эти забитые мешки стоят без дела. Души этих накопителей страдают от бедности, потому что распорядиться богатствами – это значит совершить действие.