Шкатулка с драгоценностями - Анна Дэвис

Дайамонд Шарп».

Предположительно, это случилось воскресным утром. Голова болела сильнее обычного; в горле першило от разного курева («табак испытан и не раздражает горло» — ах, перестаньте, пожалуйста!). В зеркале отражалась вытянутая, искоса смотрящая физиономия с бледной кожей и винного цвета губами.

— Боже правый, — произнесла Грейс неузнаваемым (даже для нее самой) голосом и неверными шагами робко направилась к двери.

За дверью царило веселье: Тилли играла с двумя соседскими девочками. Она с деловым видом таскала игрушки, а те рядами расставляли их на лестнице для игры в магазин игрушек. Девочки спорили, кто будет продавщицей, а кто покупательницами (все хотели быть продавщицей). Феликса не было видно, но его крик доносился из какой-то дальней комнаты и время от времени перекрывался знакомым голосом с ирландским акцентом, голосом Эдны, их «прислуги» и неофициальной няни детей: «Нет, Феликс. Я сказала нет!» Более отдаленным, но более резким был дрожащий голос матери Грейс, исполняющей партию альта из фрагмента «Мессии» Генделя.

— Тетушка Грейс, Летиция ведет себя по-свински! Скажите ей, чтобы она перестала!

На щеках Тилли красовались круглые пятна, как у куклы, вероятно нарисованные помадой, украденной у матери или у тети. У других двух девочек были такие же кукольные щечки.

— Не сейчас, солнышки. — Грейс, опираясь на перила, пробиралась между игрушек. — Тете Грейси нездоровится.

— Но…

— Помни наш уговор о воскресных утрах, Тилли…

Девочка фыркнула и недовольно сложила руки. Грейс вяло хлопнула рукой, чтобы отогнать от себя это зрелище, затем спустилась по лестнице и направилась к столовой.

— Смотри. Тесто поднялось!

Нэнси, свежая, с ярко блестящими волосами, сидела за столом с чашкой чая и бисквитами «Виктория». Напротив их сосед-американец, Джон Крамер, наливал чай из прекрасного серебряного чайника. Он тоже сиял и имел цветущий вид. У него были ярко-карие блестящие глаза, цветом напоминающие конские каштаны, которые они с Тилли собирали прошлой осенью.

— Боже правый! — Грейс зажала у шеи хлопчатобумажный халат. Если бы только она могла сжаться, превратиться в ничто в своем балахоне.

— Очаровательно, — заметила Нэнси.

— Так приятно снова видеть вас, мисс Резерфорд!

— Называйте ее Грейс, — поправила Нэнси. — Она всегда считает, что «мисс Резерфорд» ее старит, и вообще так обращаются к старым девам, не так ли, сестренка?

— Простите. Я… Извините меня! — Грейс направилась к двери, но Крамер пододвинул тарелку к ближайшему свободному креслу и произнес:

— Очень вкусный торт! А для двоих слишком много.

— Что ж, спасибо! Но я попробую его позже. Я лучше… — Она повернулась к Нэнси. — Я опоздала на завтрак?

Нэнси подняла брови.

— Дорогая, уже почти три часа!

— А…

Теперь стало понятным пренебрежение, с которым Тили восприняла упоминание об их «уговоре» насчет воскресного утра. Голод взял верх над ее щепетильностью, над тем, что ее застали в халате. И вообще, Нэнси уже явно положила глаз на Джона Крамера. Так какое же значение имеет ее внешний вид?

— Тогда я, наверное, съем кусок торта!

Крамер отрезал ей кусок, он же налил чай, пролив его на белую скатерть. Пробормотав слова извинения, он бросился за чем-нибудь подходящим, чтобы вытереть лужу.

— Вот это уже интересно. — Грейс откусила кусок торта. — Не каждое утро я вижу тебя беседующей с фантастически красивым мужчиной! Он, безусловно, здесь уже свой человек?

Нэнси нахмурилась.

— Он пришел проведать Феликса. Надеюсь, ты не поставишь меня в затруднительное положение.

— Я тебя в затруднительное положение? Если кто-то и попадет в затруднительное положение, то это я. Только посмотри, в каком я виде!

— Действительно. — Нэнси крепко сжала губы, как всегда, когда сердилась. — Когда ты пришла?

— Ну, не знаю. А разве это так важно?

Крамер вернулся с полотенцем и неумело промокнул разлившийся чай.

— Не волнуйтесь, Джон, все равно ее пора стирать, — солгала Нэнси.

— Хорошо. — Улыбаясь то одной сестре, то другой, он снова сел на свое место. — Итак, где вы были вчера ночью, Грейс?

— В кафе «Роял» и в кафе «Гармония»…

Грейс изо всех сил старалась не думать о своей внешности. Ей казалось странным отойти на задний план и уступить Нэнси мужчину. Однако она поступила правильно. Предаваясь этим мыслям, она слышала свой бормочущий голос, рассказывающий о событиях прошедшей ночи.

— Затем на вечеринке в студии художника из Блумсбери. Картины ужасные, но хорошая музыка — джаз и довольно интересная статуя мифического бога с оленьими рогами и шестью руками. Между прочим, отличная вешалка для пальто. Еще позже некоторые из нас отправились в Гайд-парк. На это была какая-то особая причина, но я сейчас не припомню. И вообще, не думаю, чтобы это имело смысл в холодном свете дня, а вы? — Она повернулась к Нэнси. — Отличный торт, сестренка! Ты сама его испекла или это произведение Эдны?

— Его принес Джон.

— Как это мило с вашей стороны, Джон!

— Вовсе нет, — возразил Крамер. — Приятно иметь таких гостеприимных соседей, с которыми можно его разделить. Я так много сижу дома, что, боюсь, скоро разучусь разговаривать! И если честно, моя домоправительница так много печет, что я подумываю о том, чтобы повесить на плиту замок…

Вне комнаты какофония звуков становилась громче.

— Так вы работаете дома? — спросила Грейс. — Чем же вы занимаетесь?

— Я журналист. В основном пишу для «Нью-Йорк таймс», но и для других газет тоже.

— Как интересно. И долго вы еще намерены оставаться в Лондоне?

— Не знаю. Останусь до тех пор, пока мне не наскучит.

Грейс отхлебнула чаю и встретилась с ним взглядом.

— Значит, вы находите здесь много интересного?

— Пока да. — Его взгляд стал более пристальным.

У нее было такое чувство, будто он старается угадать ее мысли.

— А в будущем — кто знает…

— А ваш друг из «Савоя»? Он вам интересен?

Нэнси, казалось, хотела что-то сказать, но из коридора раздались крики — четырехлетки явно чего-то не поделили. Извинившись, она встала и пошла восстанавливать мир.

Оставшись вдвоем, Крамер и Грейс посмотрели друг на друга. Ей, конечно, не следовало об этом упоминать, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком уж это ее интриговало. Какое отношение занятие Крамера имеет к Дьяволу? Почему он был так выбит из колеи, когда появился Крамер? Похоже, это имеет какое-то отношение к газетной журналистике. Ей стало еще более любопытно узнать, кто же такой Дьявол…