Надеюсь и жду - Диана Гамильтон

Клодия вспыхнула, отвела глаза и уставилась на их соединенные руки. Он, словно прочитав ее мысли, отпустил ее и твердо произнес:

— Месяц назад мне исполнилось тридцать. Я пожил для себя, а теперь хочу остепениться и создать семью. Я не могу иметь детей, Клодия, из-за перенесенной в детстве серьезной болезни. Я приму вашего ребенка, как родного, с радостью, и буду очень гордиться, если вы согласитесь стать моей женой. Сейчас я прошу вас только подумать над моими словами.

Она так и сделала.

Все это вспомнилось Клодии, пока она наблюдала за Рози, которая побежала на террасу, к дедушке.

Брак с Тони Фавелом казался самым мудрым выходом из ужасного положения. Итак, она искренне сказала Тони, что уважает его, испытывает к нему симпатию и, возможно, со временем сумеет привязаться к нему. Но полюбить не сможет никогда. На что он выразил свое полное понимание, и это решило исход дела. Клодия дала согласие принять его не только как мужа, но и как отца своего, еще не родившегося, ребенка.

Что же касается отца Клодии, то он не сумел скрыть своего удивления перед внезапностью их помолвки, как и перед неожиданным отказом дочери от поступления в колледж, но примирился с этим. А стоило ему впервые увидеть свою крошечную, красную, пронзительно кричащую внучку, как она прочно завладела его сердцем.

Гай кинул вопрошающий взгляд на дочь, которая уселась на противоположном конце чугунного стола.

— Как старый Рон — хорошо себя чувствует?

— Как обычно, — Клодия откинулась на спинку стула, подняв лицо к теплому осеннему солнцу, и заставила себя безмятежно улыбнуться. Она сделает все, чтобы сегодняшний день был таким же обычным и спокойным; ничем не выдаст ни своей мучительной тревоги за будущее, ни страха перед тяжелой необходимостью сообщить отцу о предстоящей утрате родного дома, который также давал им средства к существованию. — Наслаждается собственным ворчанием.

Больше Клодия ничего не добавила. Привычные полчаса, проведенные в обществе старика, чтобы выслушать его ворчание по поводу буквально всего на свете, добавились к бремени, которое она уже несла в своей душе, и едва не разорвали ей сердце. Разве новые хозяева «Фартингс-холла» разрешат старому Рону оставаться в его любимом скромном обиталище, станут платить за «руководство» садовыми работами, дадут возможность чувствовать себя необходимым?

Но сейчас она не может позволить себе предаваться горестным раздумьям.

— Кажется, уже время пить кофе.

Врачи предписали отцу Клодии сократить потребление кофеина и алкоголя, а сигары выбросить совсем, но он решительно этому воспротивился. Гай Салливан считал, что если ему и суждено в ближайшем будущем отправиться к праотцам, то лучше сделать это счастливым, а не несчастным. Но Клодия втайне полагала, что он отказался следовать советам врачей, поскольку после потрясения, вызванного смертью Элен и свидетельствами ее измены, больше не видел в жизни особого смысла.

— Думаю, что сегодня, пожалуй, довольствуюсь апельсиновым соком, — произнес вдруг Гай Салливан, заставив Клодию удивленно раскрыть глаза. Его болезненно худое лицо осветила широкая улыбка. — Ты ни за что не угадаешь, кто звонил нам, пока ты навещала старика Рона, и сам себя пригласил к нам на ужин!

Отец выглядел таким веселым, каким Клодия не видела его уже много месяцев. Она с улыбкой склонила голову набок.

— Глядя на тебя, можно подумать, что это сам Дед Мороз.

— Не совсем. — Он усмехнулся. — Но фигура не менее интересная. Ты должна его помнить — одно время, если не ошибаюсь, ты была им даже немного увлечена. Это Адам Уэстон, славный парень. Я всегда считал, что он слишком незауряден, чтобы шататься без дела и перебиваться случайными заработками. Мне было очень жаль, когда он взял и исчез, не сказав никому ни слова.

Он нежно разжал ручки, душившей его в объятиях, Рози и проводил ее ласковой улыбкой, когда внучка, соскользнув с его колен, побежала на полянку играть в мяч. И не заметил, как пепельная бледность покрыла лицо его дочери.

— Вот кто преуспел в жизни! Ты можешь поверить, что теперь он возглавляет компанию «Халлем»? Любезно с его стороны было вспомнить о нас, как ты считаешь?

Клодия смотрела на отца широко раскрытыми глазами и чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Нет, этого не может быть! Просто не может. Но это случилось.

— Ты сказал, что он приедет к нам ужинать? — пробормотала она, подавляя желание закричать. ― Когда?

— Сегодня. Тебе не придется возиться со стряпней, он довольствуется тем, что есть. Он сам так сказал. — Отец взглянул на нее несколько озадаченно. — Не стоит волноваться понапрасну. Я решил, что нам этот визит пойдет на пользу — свежий человек и все такое. Мне хочется расспросить его, как это он, от едва наскребающего на жизнь разнорабочего, поднялся до директора такой компании.

Клодия могла бы объяснить, что Адам Уэстон унаследовал этот пост от своего покойного дяди, но не стала этого делать.

— Я схожу за напитками.

Она поднялась со стула, и у нее подкосились ноги.

Отец озабоченно нахмурился.

— Ты ведь не против, дорогая?

— Нет, разумеется, я не против.

Клодия едва заставила себя выговорить это. Но она была настолько против, что едва успела добежать до уборной, как тут же рассталась со съеденным завтраком. Клодии показалось, что она умирает. Дрожащими руками она ополоснула лицо холодной водой и подняла помутневшие голубые глаза на свое отражение в висевшем напротив зеркале. Выглядела она соответственно самочувствию.

Следовало взять себя в руки, и побыстрее. Она не могла понять, зачем Адаму вдруг понадобилось напроситься к ним обедать. Чтобы пощеголять своим богатством и могуществом, и позлорадствовать над их отчаянным положением? Заявить человеку, который некогда позволил ему воспользоваться старым фургоном, кормил его и даже что-то приплачивал за его работу в саду и на огороде, что теперь он запросто мог бы купить его поместье… но не сделает этого, потому что его дочь родила от него ребенка и в течение пяти лет скрывала это?

* * *

Неужели он настолько жесток и низок? Клодия не могла ни за что поручиться. Она знала только, что должна этим вечером встретить Адама первой и успеть, с глазу на глаз, сказать ему со всей убедительностью, что убьет его, если только ему в голову придет нечто подобное.

Пощипав себя за щеки, чтобы вернуть им живой цвет, она выпрямилась, глубоко вздохнула и пошла готовить напитки. Остаток дня она провела как на иголках, в то же время изо всех сил, стараясь не дать своим близким это заметить. Когда настало время сменить хлопчатобумажную рубашку и старые джинсы на что-нибудь более приличествующее ужину, нервы ее были натянуты до предела.

Во что переодеться? Поскольку смятенный ум Клодии не в состоянии был прийти к определенному решению, она достала из шкафа то, что первое попалось под руку, — классическое платье из черного шелкового крепа, скроенное по косой линии и подчеркивающее фигуру, без рукавов, с треугольным вырезом у шеи. Шикарное, изящное.