Пока не взошла луна - Надя Хашими

Кокогуль не обратила ни малейшего внимания на мои рассуждения.

– Второе или третье сватовство? Вы посмотрите, что мы о себе возомнили! Что, сын аги Фируза недостаточно хорош? Образованный юноша из богатой, уважаемой семьи, а тебе мало? Дочка, слушай: если к нам посватались одни, то это еще не значит, что придут другие! В Кабуле много девушек.

Как же сильно изменилось ее поведение!

– Я только хотела сказать…

– Ты должна радоваться, что вообще хоть кто-то пришел! Ты росла без матери, а таких не ждут с распростертыми объятиями в других семьях.

«Без матери»… Почему мне стало так больно от этих слов? Всю жизнь я была падчерицей Кокогуль, ни на секунду не забывая, что я не Наджиба и не другие мои сестры. Я росла в отцовском доме, как чужая, перейдя по наследству в новую семью. Я смеялась шуткам Кокогуль, училась готовить ее любимые блюда, делала ей массаж, когда у нее болела спина, и всегда называла ее «мадар-джан», а теперь хотела повернуть время вспять, чтобы забрать все это. В сердце Кокогуль не было лишнего места. Пространство, строго разграниченное на участки, и каждая пядь отдана во владение сестрам или отцу. Я смотрела на нее невидящим взглядом. Только что я снова лишилась матери и не была готова к этой потере.

– В общем, глупости ты говоришь. Этим займусь я. Ты еще не в состоянии понимать, что для тебя лучше.

Ее колечко с лазурью постукивало о чашку с чаем. Кокогуль обладала пылким темпераментом и твердыми взглядами по всем вопросам. Но каждый раз, когда она обнимала меня, смотрела на меня, говорила со мной, чувствовалось ее равнодушие. Я представила себе мой дом без меня: вот мои сестры смеются в прихожей, брат сидит рядом с отцом, а надо всем этим гордо царит Кокогуль.

Почему умерла моя мама?

Ничего особенного в тот день не случилось. Лишь прозвучало несколько слов, не так уж сильно отличавшихся от того, что говорилось раньше, но именно в тот момент все переломилось и я, оказавшись наедине с этой женщиной, впервые увидела ее по-настоящему.

– Они собираются к нам раньше, чем я ждала, – размышляла Кокогуль вслух, – но я-то уж найду способ их заморить.

У нее самой текли слюнки.

А я видела, как сотня горных вершин стремительно вздымается, преграждая мне путь.

Ферейба

7

Семья аги Фируза осталась довольна мной. Это мне должно было польстить.

Вместо этого я жалела о том, что во время первого посещения невольно привлекла их внимание.

Но мать вернулась – и на этот раз с сыном. Не имея права показываться им, я прокралась к комнате, в которой они сидели, чтобы убедиться в справедливости своих опасений. Рядом со своей матерью, чистенький, как принц, сидел мальчишка с рынка. Я тихонько ушла. Никто меня не заметил.

Оказавшись в своей комнате, я села на кровать, откинув голову к стене. Я испытывала отвращение.

Слышался напевный голос Кокогуль. Таким тоном она обычно рассказывала разные забавные истории. Рассказчицей она была прекрасной. Мастерски подогревала интерес, играя интонациями. Когда на нее смотрели, ее глаза сияли. Никто не мог устоять, когда она передразнивала голоса и мимику так, что слушатели покатывались от смеха.

Все любили ее. Я любила ее.

Когда не стало дедушки, отец еще более отдалился. Однажды, когда он читал, я принесла ему блюдо с орехами и курагой. Оторвавшись от газеты, он вздрогнул, что-то пробормотал и покачал головой, и я поняла, за кого он меня принял. Он все еще не смирился со смертью моей матери, как и я. Хоть он и не говорил ни слова о ней, все читалось по его грустному взгляду. Моей учебой он почти не интересовался. За весь день мы едва обменивались несколькими словами. Я хотела попросить его отклонить это сватовство.

Отец видел все глазами Кокогуль. Как всегда. Не из корыстных побуждений. Просто это помогало сглаживать острые углы. Когда он соглашался с Кокогуль, жизнь становилась легче.

Все больше и больше времени я проводила в саду. Чувствуя себя одинокой, я не хотела находиться в доме, полном людей. Кокогуль была необыкновенно весела. По утрам она отправлялась в магазин тканей, а затем целый день проводила с портнихами. Ее гардероб пополнился новыми кружевами, тонким покрывалом и белой шерстяной шалью, искусно расшитой шелковыми нитями изумрудного цвета и золотом.

Сватовство продолжалось, и наши гостьи теперь уже прямо говорили, что ищут жену для сына аги Фируза. Ждать им не хотелось. Он был образованным юношей, которому предстояло унаследовать дело отца. Кокогуль не нравилось, что они хотят получить ответ уже сейчас. Для нее действо только начиналось.

– Знаете, Ферейба-джан – очень работящая девушка. Мой муж много раз предлагал нанять кого-нибудь для помощи по хозяйству, но мы с Ферейбой справляемся сами. Да я и не люблю посторонних в доме, поэтому отказывалась.

Я качала головой. С Кокогуль тяжело было отличать ложь от правды. Думаю, она и сама не отличала.

– Как хорошо, что вы смогли воспитать трудолюбивую дочь. Ни одна из моих дочерей никогда не помогала мне по дому. Я боялась, что если они будут работать у нас, то потом станут прислугой в чужом доме. Но у вас девушка на выданье, которая может вести хозяйство, а это совсем другое дело!

– Конечно. Другие мои дочери меньше занимались домом – по тем же причинам, что и ваши.

Кокогуль наслаждалась каждым па этого танца. Колечко с бирюзой на ее пальце так и порхало.

– Ферей, тебя действительно выдадут замуж? – шепотом спрашивала неугомонная Султана, когда я пыталась сосредоточиться на задании по литературе.

На любопытство младших сестер я не обращала внимания. Почти не говорила, не ела и не спала. Только учеба отвлекала меня от всего этого. В свободную минуту я уходила в сад, чтобы хандрить в одиночестве.

Кокогуль неспешно собирала все необходимое для ширини. Это поднос со сладостями, который подавали семье жениха как символ, что их предложение принято. Посеребренный поднос, золотистая ткань и коробка из кондитерской в Кабуле заняли свое место в ящике ее комода. Несмотря на все обманные маневры с женой аги Фируза, Кокогуль не терпелось нарядить меня, повязать лентами и спровадить в другую семью. Я рассматривала вещи, которые она покупала. Складывала свежевыстиранное белье в ящик комода и боролась с желанием порвать ткань на кусочки и растоптать все эти сладости, чтобы Кокогуль осталась лишь жалкая кучка обрывков золотой фольги.

– Почему ты такая грустная?

Задумавшись, я не услышала, как шуршат опавшие листья под ногами моего соседа. Стена скрывала мое покрытое пятнами лицо, поэтому я не стеснялась его общества. Я коснулась стены, провела руками по ее шероховатой поверхности. Отвалился кусочек глины. Я начала царапать стену, и на землю посыпалась глиняная крошка. Отвернувшись, я привалилась к стене. На пальцах осталась бурая пыль.

– Есть одна семья… а у них сын.