Суд офицерской чести - Александр Кердан

Он поднялся к ней, спросил:

– Кто там, Петровна?

– Из части тебя, Саша… – доложила соседка. – Полковник какой-то, фамилию не расслышала…

– И чего хотят? Я ведь только что телеграмму о болезни матери отправил…

Звонил Смолин:

– Привет, комиссар… Как дела?

Кравец коротко объяснил ситуацию, спросил:

– Телеграмму получил?

– Нет ещё. Но если бы и получил, всё равно позвонил бы…

– Что случилось?

– Да, на войну готовимся…

– Ты чего, Сергей Владимирович, открытым текстом шпаришь? Враг подслушивает! – по привычке понизил голос Кравец.

– Да какие теперь секреты? Бакатин, ёкарный бабай, все наши секреты вместе с шифровальными кодами американцам выдал… По телевизору да из газет нынче можно больше узнать, чем из документов с грифом… Не волнуйся, Саня: тот, кто не должен знать о наших приготовлениях, узнал о них в первую очередь… Как говорится, враг среди нас!

– А кто враг-то?

– Не поверишь, сам не знаю… Эшелоны оформляем на юг… До той узловой, куда третий мотострелковый отправили. Помнишь?

– Ага, – отозвался Кравец. Речь шла о Северной Осетии, где уже пару месяцев находился батальон их полка.

Кравцу не к месту вспомнилось, как в декабре семьдесят девятого на их аэродроме для дозаправки приземлились десять Ан-12, до отказа набитых десантниками, без знаков различия, но с полным снаряжением и боекомплектом. Прилёт этот был окутан какой-то тайной. В автозаправщики были посажены офицеры батальона обеспечения, на стоянках дежурили инженеры и политотдельцы. Пока специалисты осматривали и заправляли самолеты, Кравец вместе с другими политработниками разносил газеты и термосы с горячим чаем.

Первый вопрос, который задавали в каждом самолете, – выходить из них десантникам было категорически запрещено:

– Ребята, что в мире происходит?

Стало понятно: они не знают, куда летят. Потом выяснилось – в Афган. «Всякая большая война начинается с тайны и неразберихи», – подвёл итог невесёлым воспоминаниям Кравец, но в трубку сказал ободряюще:

– Может, не так страшен чёрт, как его малюют? Может, это и не война?..

– Не думаю… Слишком много помощников из штаба округа понаехало… Подготовку к командировке контролируют. Но и окружники, ёкарный бабай, не знают, в какой бочке мы будем затычкой… Наше дело – телячье… Куда прикажут, туда и поедем… – продолжил Смолин излагать диспозицию. – Я вот что тебе звоню, Саня. Нужен ты здесь позарез! Знаю, что причина у тебя уважительная… Но если сможешь, приезжай поскорей!

– Приеду, командир, – пообещал Кравец.

Попрощавшись со Смолиным и поблагодарив Зою Петровну, он спустился к себе. Наскоро собрался. Задумался: идти к матери проститься или лучше написать ей письмо? Решил написать.

Закрыл квартиру. Зашёл к Анне Якимовне. Она встревожилась:

– К чему такая спешка?

– Так надо, Анна Якимовна. Вы же сами нас учили: прежде думай о Родине, а потом о себе…

– А что я Нине скажу?

– Ничего пока говорить не надо. Потом объясните, что срочно вызвали в часть.

– Куда же ты, на ночь глядя?

– До Челябинска как-нибудь доберусь, а там ночной поезд до Екатеринбурга… Вы уж присмотрите, пожалуйста, за мамой… Вот деньги на расходы… – Он протянул несколько купюр и ключи от квартиры.

Анна Якимовна взяла ключи и деньги. Поцеловала Кравца в лоб, как мальчишку, и перекрестила:

– Храни тебя Бог!

У вокзала он поймал частника. Сговорились по сходной цене. И тут Кравцу неожиданно приспичило. Он попросил водителя:

– Подожди, земляк, я сейчас… – и зашёл в вокзал.

Когда вернулся, машины на месте не оказалось. Частник уехал, как тогда, в семьдесят пятом…

1

– Ну и сука этот водила! Мне сразу его рожа не понравилась! – Флегматика Захарова было не узнать. – Он же деньги взял… И свалил! Чё делать будем, Саня? Опоздаем ведь…

– Чё делать, чё делать… – передразнил Кравец. – Снимать штаны да бегать!

– Ага, штаны… Шалов их и так сдерёт, если к отправке не успеем…

– Как же он сдерёт, если не успеем?

– Да ну тебя, хохмач хренов!

– Не дрейфь, Юрка, сейчас тачку поймаем…

– А деньги? Чё, нас за твои красивые глаза повезут?

– Плохо ты мою маму знаешь. Она перед уходом мне червонец сунула. А за «чирик» нас с тобой не то что до Копейска, а до самого Челябинска доставят!

– Так чего мы стоим?

– Команды ждём… По направлению к вокзалу… бе-гом арш!

Они припустили во всю мочь. Вдох – два шага – выдох… Вдох – два шага – выдох… Маршрут знакомый. По нему Кравец ежедневно бегал, когда занимался в ДЮСШ – детско-юношеской спортивной школе. Мечтал стать знаменитым прыгуном в высоту. Таким же, как кумир, Валерий Брумель. Тренировки давались нелегко. Мальчишкой он был хилым и неуклюжим. Тренер и не выгнал-то его сразу, как потом признавался, из жалости. Да ещё из надежды на длинный голеностоп нового воспитанника – мечту всякого прыгуна. Но тренерские надежды сбылись нескоро. В первый год у Кравца ничего не получалось: ни отработка элементов «перекидного», ни силовые упражнения. Но трудней всего давались кроссы – тренировка выносливости и «дыхалки». Он всегда плёлся в хвосте, страдая от насмешек. Вот и определил для него тренер индивидуальную дистанцию: ДЮСШ – дом – вокзал и обратно.

– Ты, Кравец, постарайся, и у тебя всё получится! В спорте побеждает не самый способный, а самый упёртый.

Упорства Кравцу было не занимать, да и преодолевать себя ему оказалось легче, когда – один. На соревновании полгода спустя он неожиданно для себя самого выполнил нормативы третьего разряда. И пошло-поехало… Через два года стал второразрядником сразу по нескольким видам лёгкой атлетики, приблизился вплотную к заветным метру восьмидесяти сантиметрам – норме первого разряда по прыжкам в высоту…

Спортивные достижения пригодились при поступлении в военное училище и во время учёбы. Особенно в месячник «дикого мустанга». Так курсанты прозвали прошлый декабрь, когда утренняя пробежка по территории училища была заменена десятикилометровым лыжным кроссом. Лыжи даже не сдавали в каптерку, а привязывали под кроватями. Рявкнет Гейман своё: «Рот-тя, подъём!», даст три минуты для утреннего туалета, и – выходи строиться! Лыжи на плечо! Бег трусцой до ворот училища. А там – увальские пригорочки, сосенки да ёлочки… Если не хочешь замёрзнуть и опоздать к завтраку, вставай на лыжи и беги! Жгучий воздух перешибает дыхание. Лыжи армейские похожи на неструганые доски – тяжёлые, негнущиеся, с неудобными креплениями для сапог. Но ритм всё тот же, кроссовый: вдох – скольжение – отталкивание палками – выдох, вдох – скольжение – отталкивание – выдох… Через сорок пять минут надо оказаться на финише. Скорым маршем вернуться в казарму. Умыться холодной водой. И в том же сопревшем исподнем и пэша[4] выйти на плац для движения к столовой. До неё метров триста. Гейман, как нарочно, тянет с командой. Над строем клубится пар от сотни молодых разгорячённых тел. На гражданке после такого слёг бы с температурой, а в училище – хоть бы что…