Право на любовь - Майя Бэнкс

— Как же он крепко спит! — прошептал Аларик.

Теперь уже ничто не мешало Юэну погладить сына по голове и нежно прижать к груди.

— Кто, по-твоему, эта леди, брат? Почему жила в монастыре и зачем понадобилась Кэмерону?

Аларик растерянно пожал плечами:

— Если бы знать… за всю дорогу не произнесла ни слова. Да и Криспен тоже. Можно было подумать, что они два монаха, давшие обет молчания. Знаю одно: били ее нещадно. В жизни не видел, чтобы женщина так пострадала. Звериная, хищная жестокость. Но, несмотря на ранения, бесстрашно защищала Криспена, пыталась закрыть собой, спрятать — до тех пор, пока не поняла, кто я такой.

— Неужели действительно упорно молчала? Ни разу не обмолвилась, не проболталась? Подумай-ка хорошенько: а вдруг все-таки что-то вспомнишь? Ни одна из сестер Евы не способна держать язык за зубами!

Аларик вновь пожал плечами:

— Должно быть, ей об этом никто не сказал. Повторяю: за всю дорогу не проронила ни слова. А смотрела с таким выражением, будто увидела жабу. Даже Криспена сумела настроить против меня: сообщники шептались между собой, а едва я пытался что-нибудь выяснить, тут же оба замолкали и начинали дуться.

Юэн нахмурился и принялся барабанить пальцами по старинному дубовому столу.

— Чего же все-таки хотел от нее Кэмерон? Да и вообще, что делала северянка в монастыре на юге страны? Мы, горцы, охраняем дочерей так, как будто они сделаны из золота и посыпаны бриллиантами. Не представляю, что какому-то отцу могло прийти в голову спрятать девочку в обители, до которой и за два дня не доскачешь.

— Если только в качестве наказания, — предположил Аларик. — Например, за юношескую опрометчивость. Разве мало девиц позволяют себе лишнее, не дожидаясь брачных уз?

— А может, ее отцу надоело терпеть упрямство, — добавил Юэн, вспомнив, как строптиво вела себя незнакомка всего лишь несколько минут назад.

Что же, версия вполне правдоподобная. Но до какого отчаяния нужно довести несчастного, чтобы тот согласился отослать дочку в дальние края, да еще и спрятать за толстыми монастырскими стенами?

Аларик хмыкнул.

— Ничего не скажешь, особа норовистая. А Криспена защищала, как родного. Не раз и не два прикрывала собственным телом и принимала на себя пинки и удары.

Маккейб долго молчал, пытаясь найти правдоподобное объяснение, а потом снова взглянул на брата.

— Ты видел раны?

Аларик коротко кивнул:

— Видел. Негодяй бил ее ногами. Даже следы от сапог остались.

Не сдержавшись, Юэн энергично выругался, и каменные стены отозвались гулким раскатистым эхом.

— Узнать бы, что связывает ее с Кэмероном… с какой стати девчонка понадобилась бандиту так остро, что тот начал рыскать по дальним монастырям и взбесился, когда она отказалась выходить за него замуж? Да еще и придумал шантажировать жизнью моего сына…

— Ну, насчет сына как раз все понятно, — угрюмо отозвался Аларик. — Кэмерон видел, как она защищает Криспена, и понял, что, если начнет его мучить, она не выдержит и уступит. Даже не сомневайся.

— Возникает проблема, — задумчиво покачал головой Маккейб. — Кэмерон сходит с ума по своей монашке. Мой сын требует, чтобы я ее защитил. Сама же она хочет лишь одного: как можно быстрее уехать. А кто она такая и откуда — неизвестно.

— Если Дункан обнаружит, где скрывается беглянка, тут же явится за ней, — мрачно предупредил Аларик.

Юэн кивнул:

— Без сомнений.

Братья посмотрели друг на друга. Слов не потребовалось. Младший понял молчаливую клятву старшего и кивнул в знак поддержки. Если Кэмерон пойдет войной, Маккейбы с честью отразят наступление.

— И все-таки что мы будем делать с нашей гостьей? — озабоченно уточнил Аларик.

— Приму окончательное решение после того, как услышу правду из первых уст, — уверенно ответил Юэн.

В собственной справедливости и умении рассуждать здраво он не сомневался. Как только незнакомка оценит эти качества, сразу перестанет дичиться и согласится на рациональное сотрудничество.

Мейрин проснулась оттого, что в крохотную спальню кто-то вошел. Она с трудом открыла один глаз и возле двери увидела Маккейба.

Сквозь ставни пробивались солнечные лучи, и в свете дня вождь выглядел еще страшнее, чем в полумраке. Сейчас стало ясно, насколько он высок и широк в плечах. Открытая дверь, в которую великан с трудом протиснулся, оказалась рамой впечатляющего, но в то же время внушающего серьезные опасения портрета.

— Простите за вторжение, — заговорил Юэн. — Я пытаюсь разыскать сына.

Мейрин проследила за цепким взглядом хозяина и поняла, что Криспен умудрился забраться к ней в постель и теперь мирно спал, свернувшись калачиком под теплым одеялом и сладко посапывая.

— Простите, я даже не знала… — смутилась она.

— Поскольку я собственноручно уложил его рядом с собой, то, думаю, вы действительно ничего не знали, — сухо согласился Маккейб. — Видимо, ночью парень сам выбрал себе место.

Мейрин пошевелилась, но лэрд тотчас остановил ее движением руки:

— Нет-нет, не надо. Не будите. Вам обоим необходим отдых. Сейчас прикажу Герти позаботиться о завтраке.

Не зная, что делать и как реагировать на неожиданную доброту, Мейрин беспомощно смотрела на него снизу вверх. Вчера отец Криспена выглядел таким грозным, что его испугался бы даже самый храбрый из воинов. А сейчас он коротко кивнул, вышел и неслышно прикрыл за собой дверь.

Мейрин нахмурилась. Подозрительная метаморфоза доверия не внушала. Но вот взгляд упал на спящего мальчика, и на душе посветлело. Густые локоны красиво обрамляли спокойное, умиротворенное лицо. Пройдет время, и эти темные волосы станут такими же длинными, как у отца.

А что, если суровый лэрд смягчился, увидев ребенка целым, невредимым и беззаботно спящим? Что, если зачерствевшее в боях сердце оттаяло и преисполнилось благодарности? Может быть, вождь даже испытывает неловкость за вчерашнюю резкость?

Надежда быстро пустила корни и даже дала робкие ростки. Не исключено, что в замке для нее найдется конь и хоть немного еды в дорогу. Куда ехать, правда, неясно, зато вполне понятно, что здесь нельзя оставаться ни дня: Дункан Кэмерон оказался смертельным врагом Юэна Маккейба.

Мейрин грустно вздохнула и еще крепче обняла Криспена. Долгие годы монастырь служил ей родным домом, матушка Серинити опекала ее и учила, а насельницы заменяли и близких подруг, и даже сестер. И вот в одночасье мир предстал холодной пустыней: ни родных, ни друзей, ни крыши над головой, ни теплого угла.

Оставалось одно: закрыть глаза и погрузиться в страстную молитву. Господь не оставит в тяжелую минуту; милость Его неисповедима и бесконечна.