Призрак дома на холме - Ширли Джексон

— Раз мы все здесь, — внезапно сказал Люк, словно и не было долгого молчания, — не стоит ли нам познакомиться? Пока мы знаем только имена. Мне известно, что в красном свитере — Элинор, следовательно, девушка в желтой блузке — Теодора…

— У доктора Монтегю борода, — добавила Теодора, — следовательно, вы Люк.

— А ты Теодора, — подхватила Элинор, — поскольку Элинор — это я.

Я — Элинор, торжествующе повторила она про себя. Своя в этой компании, сижу с друзьями у камина и болтаю как ни в чем не бывало.

— Следовательно, ты — в красном свитере, — серьезно объяснила ей Теодора.

— У меня нет бороды, — сказал Люк, — следовательно, он — доктор Монтегю.

— У меня есть борода, — благодушно улыбнулся доктор Монтегю. — Моей жене, — сообщил он, — нравятся бороды. А многим другим женщинам — нет. Чисто выбритый мужчина — не в обиду вам будет сказано, мой мальчик, — по словам моей жены, выглядит не до конца одетым.

Он отсалютовал Люку бокалом.

— Теперь, когда я знаю, кто из нас я, — сказал Люк, — позвольте мне сообщить о себе дополнительные сведения. В частной жизни — допуская, что есть общественная жизнь, а все остальное — частная, — так вот, в частной жизни я… дайте-ка сообразить… бандерильеро. Да, я бандерильеро, участвую в бое быков.

— Мою любовь зовут на Б, — не удержалась Элинор. — Я люблю его, потому что он бородатый.

— Истинная правда, — кивнул Люк. — А значит, я — доктор Монтегю. Я живу в Бангкоке, и мое хобби — бегать за юбками.

— А вот и нет, — с улыбкой возразил доктор Монтегю. — Я живу в Бельмонте.

Теодора рассмеялась и бросила на Люка тот же быстрый, понимающий взгляд, что прежде на Элинор. Той подумалось, что тяжело, наверное, постоянно находиться рядом с таким чутким человеком, как Теодора, ловящим на лету каждую мысль, каждое движение души.

— Я по профессии натурщица, — быстро сказала Элинор, чтобы заглушить собственные мысли. — Я веду беспутную жизнь, брожу, завернувшись в длинную шаль, из мансарды в мансарду.

— Вы бессердечны и непостоянны? — спросил Люк. — Или вы из тех хрупких созданий, что влюбляются в сына лорда и чахнут во цвете лет?

— Надсадно кашляя и теряя красоту? — добавила Теодора.

— Я бы скорее сказала, что у меня широкое сердце, — задумчиво проговорила Элинор, — во всяком случае, мои романы обсуждают во всех артистических кафе.

Боже мой, подумала она, боже мой, что я несу?

— Увы, — сказала Теодора, — а я — дочь лорда. Обычно я хожу в парче, шелке и кружевах, но сегодня, чтобы предстать перед вами, одолжила наряд у горничной. Конечно, я могу так влюбиться в обычную жизнь, что не вернусь домой, и бедняжке придется покупать себе новую одежду. А кто вы, доктор Монтегю?

Он улыбнулся в свете камина.

— Странник. Пилигрим.

— Замечательная компания, — одобрительно произнес Люк. — Мы просто не можем не подружиться. Гетера, пилигрим, принцесса и тореадор. Хилл-хаус точно никогда не видел подобного общества.

— Отдам должное Хилл-хаусу, — сказала Теодора. — Я никогда не видела подобного дома. — Она встала и, держа в руке бокал, подошла к вазе со стеклянными цветами, чтобы получше их рассмотреть. — Как, по-вашему, называется эта комната?

— Салон, наверное, — ответил доктор Монтегю. — Или будуар. Я решил, что здесь нам будет удобнее. Кстати, предлагаю считать эту комнату нашим штабом. Может быть, она не слишком радостная…

— Конечно, она радостная! — твердо возразила Теодора. — Нет ничего веселее бордовой обивки, дубовых панелей и… что это там в углу? Портшез?

— Завтра вы увидите остальные комнаты, — напомнил ей доктор.

— Если это будет наша игровая, — сказал Люк, — предлагаю занести сюда что-нибудь, на чем можно устроиться. Тут я ни на чем усидеть не могу — соскальзываю, — доверительно сообщил он Элинор.

— Завтра, — ответил доктор. — Кстати, завтра мы осмотрим весь дом и устроим тут все, как захотим. А сейчас, если все допили, предлагаю выяснить, что там миссис Дадли приготовила на обед.

Теодора сорвалась с места и тут же замерла в нерешительности.

— Кому-нибудь придется меня вести. Я не знаю, где столовая. — Она указала рукой. — Это дверь в длинный коридор к вестибюлю.

Доктор хохотнул.

— Ошибаетесь, дорогая. Эта дверь ведет в оранжерею. — Он встал, указывая дорогу, и добавил самодовольно: — Я изучил план дома. Думаю, надо пройти по коридору в вестибюль и через бильярдную в дальнем его конце в столовую. Ничего сложного, — добавил он, — как только привыкнете.

— Зачем они так себя путали? — спросила Теодора. — Зачем столько нелепых комнатушек?

— Может, они друг от друга прятались, — предположил Люк.

— И еще я не понимаю, зачем тут все такое темное, — сказала Теодора.

Они с Элинор шли за доктором Монтегю по коридору. Люк, немного отстав от них, заглянул в ящик узкого стола и вслух подивился деревянной резьбе по верху стенных панелей: ее составляли головки купидонов, перемежающиеся пучками лент.

— Многие комнаты и вовсе без окон, — сообщил доктор, шагая впереди всех, — и не соприкасаются с наружными стенами. Впрочем, в домах этого периода наличие темных комнат совсем не удивительно, особенно если вспомнить, что окна, даже там где они были, закрывались изнутри тяжелыми шторами, а снаружи — кустами. Ну вот. — Он распахнул дверь, и они вступили в вестибюль. — А теперь… — Доктор оглядел двери напротив: большую двустворчатую и две маленькие по бокам — и выбрал ближайшую. — Все-таки дом и впрямь очень странный, — заметил он, пропуская спутников в темное помещение. — Люк, подержите дверь, чтобы я смог отыскать столовую.

Доктор Монтегю осторожно пересек комнату и открыл следующую дверь. Вслед за ним они прошли в самое приятное из здешних помещений — тем более приятное, что внутри было светло и пахло едой.

— Я себя поздравляю, — объявил доктор, потирая руки. — Я вывел вас к цивилизации через неведомые дебри Хилл-хауса.

— Следует завести привычку оставлять все двери открытыми. — Теодора нервно глянула через плечо. — Мне ужасно не нравится бродить в потемках.

— Тогда надо их чем-нибудь подпирать, — заметила Элинор. — Все двери тут захлопываются, как только их отпустишь.

— Завтра, — сказал доктор Монтегю. — Я запишу себе для памяти: дверные ограничители.

Он весело направился к буфету, где миссис Дадли поставила электропечку и внушительный ряд блюд под крышками. Стол был накрыт на четверых: плотная белая скатерть, свечи в подсвечниках и тяжелое столовое серебро.

— Без обмана, — промолвил Люк, беря вилку жестом, который, безусловно, подтвердил бы худшие подозрения его тетушки. — Нам подали серебро.

— Думаю, миссис Дадли гордится домом, — заметила Элинор.