Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах - Бенджамин Дэниелс

– Почему вы от него не уйдете? В нашем районе работает группа поддержки жертв домашнего насилия. Я мог бы…

Джулия меня перебила.

– Я ему нужна. Он говорит, что покончит с собой, если я его брошу. Я не смогу жить с таким грузом на душе. Ему необходима помощь, а вы советуете мне уйти от него. В детстве его с матерью бил отец. У него чокнутая семейка. Никого, кроме меня, у него нет.

Я не знал, что ответить.

Мне было не дано понять все тонкости ее сложных отношений с бойфрендом, но одно я знал наверняка. Когда она сказала, что у Энди больше никого нет, в действительности она имела в виду, что это у нее больше никого нет. Джулия была одинока, и, какие бы страдания ни причинял ей Энди, она считала, будто это все, что у нее есть.

Я почувствовал себя виноватым. Сперва я не воспринял слова Джулии всерьез. Мне казалось, она хочет, чтобы мы направили ее парня на принудительное лечение просто из-за того, что они повздорили. Теперь же стало очевидно, что все гораздо сложнее. В глубине души Джулия понимала, что я не отправлю Энди в психушку, но она нуждалась в помощи и почему-то решила, что я смогу ей помочь. В университете нам рассказывали о важной роли антимитохондриальных антител в формировании первичного билиарного цирроза и о передаче нервных импульсов по парасимпатическому нерву к слюнным железам. Это мало помогло подготовиться к встрече с доведенной до отчаяния женщиной, которую ежедневно избивает человек, предположительно любящий ее. Хотя у меня отсутствовала необходимая подготовка, в тот момент Джулия могла рассчитывать только на меня и я должен был предложить ей наилучшее решение.

– Если вы бросите его и он причинит себе вред, в этом не будет вашей вины.

– И это лучшее, что вы можете предложить? Ему нужна помощь!

Энди был прикреплен к другому терапевтическому кабинету, и я никогда с ним не встречался. Мне сложно было судить о том, что ему нужно. Однако, сталкиваясь с запутанными психологическими проблемами, с которыми не удается справиться при помощи таблеток, мы обычно предлагаем психотерапию.

– Возможно, Энди пойдет на пользу психотерапия?

Джулия взглянула на меня с надеждой, но пришлось объяснить, что в нашем городе двухлетняя очередь на прием к психотерапевту.

– Да уж, это нам очень поможет, вот спасибо.

– Вам следует его бросить, – повторил я.

Я постарался, чтобы в моем голосе прозвучало сострадание, ведь я и правда верил, что для нее это единственный выход. Джулия встала и покинула мой кабинет, хлопнув дверью. Я не лучшим образом справился с этой задачей. У меня снова ничего не вышло. Смог бы другой врач справиться лучше? Какие слова сказал бы ей психотерапевт, священник или даже чертов Джереми Кайл?[13] Я не был уверен, придет ли Джулия когда-нибудь еще ко мне на прием. Если придет, то в следующий раз я попробую просто выслушать ее.

Что определяет хорошего врача? Помню, меня спросили о чем-то подобном на собеседовании при поступлении в университет. Приемная комиссия зевала, выслушивая мой притянутый за уши ответ – примитивную чепуху про заботу о пациентах и работу в команде. В основе британского врачебного мира лежат плановые показатели, и пациенты играют огромную роль в оценке качества нашей работы. Лейбористское правительство даже ввело опросники, позволяющие оценить, насколько пациенты удовлетворены уровнем полученных услуг в рамках системы плановых показателей.

В год моей стажировки ко мне обратилась женщина средних лет с болями в животе. Ее симптомы вызвали у меня сильное беспокойство, и я срочно направил ее в больницу, так как заподозрил рак желудка. За неделю ее осмотрели и взяли все необходимые анализы – оказалось, у нее просто были проблемы с пищеварением. Получив письмо от врача-консультанта, в котором тот выражал недовольство, я почувствовал, что заливаюсь краской. Я ошибся, направив ту женщину в больницу: это не только стоило немалых денег, но и заставило пациентку понервничать. Я так и представлял себе, как вечно занятой консультант ворчит над эндоскопом, проклиная меня за то, что я подбросил ему лишнюю проблему.

Что же касается пациентки и ее мужа, то они готовы были на меня молиться: «Меня так быстро приняли, и все благодаря чудесному доктору Дэниелсу!» Она подарила мне бутылку очень приличного виски в знак благодарности и всем вокруг рассказывала, какой я замечательный.

Большинство врачей осознают, хорошие они специалисты или плохие. В пятницу под вечер – выжатый, словно лимон, – я выкладываюсь не на полную. Я изо всех сил стараюсь действовать профессионально, но мне оказывается сложнее противостоять неуместным просьбам о госпитализации, о больничном или об антибиотиках. Считается, что терапевты должны быть «хранителями ворот НСЗ», но порой кажется, что гораздо проще оставить эти ворота приоткрытыми, вместо того чтобы усердно защищать больницы от ипохондриков. Пациенты, которые приходят ко мне пятничным вечером, остаются мною довольны, так как часто получают желаемое, но при этом я далеко не всегда хорошо выполняю свои обязанности. Угождать пациентам и быть хорошим врачом – вовсе не одно и то же.

Когда я только занялся общей практикой, мне сказали, что быть плохим терапевтом легко, а вот хорошим – трудно. Хороший врач не станет выписывать антибиотики от простуды и назначать МРТ каждому пациенту с головной болью. А еще хороший врач должен уметь доходчиво объяснить пациенту, почему отказывается выполнить его просьбу. Но, как бы сильно мы ни старались, порой пациенты уходят недовольными, и вечером врач отправляется домой, отчетливо чувствуя, что его недолюбливают. Сложно найти золотую середину, когда одновременно пытаешься укладываться в график и при этом уделять каждому пациенту необходимое внимание, стремишься предоставлять пациентам возможность выбора и при этом не уступать их неуместным требованиям, стараешься направлять в больницу не слишком много людей и при этом обеспечивать помощью специалиста каждого больного, который действительно в ней нуждается. Я по-прежнему не до конца уверен, каким должен быть хороший врач, но знаю, что ответить на этот вопрос гораздо сложнее, чем получить несколько улыбающихся рожиц в придуманном правительством опроснике для пациентов.

– Это всё мои дети, доктор. Маленькие засранцы. Я с ними больше не справляюсь. С этим надо что-то делать. Коннора, моего младшего, на днях привела домой полиция.

– А сколько Коннору?