Всё сначала - Бренда Пек

— Бедненький Соломон!..

Он, конечно, заметил ироничную интонацию, круто повернулся к ней, и глаза его сверкнули.

— Что? И ты туда же?.. Не смей надо мной смеяться, черт возьми!

— Извини.

Лорен поняла, что переборщила с иронией. Что заставило Соломона возненавидеть Джонатана с первого взгляда? Неужели возраст? Ну да, скорее всего… На всякий случай она решила смягчить пилюлю:

— Думаю, Джонатан и не разглядел тебя как следует… Расстояние между вами было приличное.

— Пожалуй, — согласился Соломон, и лицо его смягчилось. — Но расстояние тут ни при чем. Он был слишком занят тобой.

Она покраснела, легкая дрожь пробежала у нее по спине. Глаза их встретились, и Соломон ласково тронул ее за руку.

— Лорен.

В его голосе прозвучала какая-то странная нота, заставившая ее насторожиться. Соломон искоса взглянул на тропинку, потом взял ее за худенькие плечи, резко притянул к себе, наклонился и крепко поцеловал.

Этот столь неожиданный сейчас, после их пикировки, поцелуй так удивил и потряс ее, что сперва Лорен ничего не сообразила. Потом она услышала шаги где-то совсем близко. Соломон медленно выпрямился, и тогда Лорен увидела белокурую голову Джонатана Кида, скрывшуюся за камнями в направлении поселка. Она мгновенно вспыхнула, повернулась к Соломону и увидела на его лице выражение самоуверенности и удовлетворенности.

— Ты сделал это нарочно!

— Что я сделал? — Он ухмыльнулся, очень довольный собой.

— Зачем?

— Я не знаю, о чем ты, — сказал Соломон и быстро пошел в сторону дома, таща ее за руку, как ребенка.

Лорен рассердилась, что он поцеловал ее на глазах у Джонатана. Она видела, что он сделал это нарочно, — хотел, чтобы Джонатан держался от нее подальше. Но почему? Какое право он имеет так себя вести? Она же не его собственность, в конце-то концов!..

Войдя в дом, она поняла, что дядя беспокоился. Но когда Чесси увидел Соломона, словно поводырь, ведущего Лорен за руку, разглядел ее красное, рассерженное лицо, то заволновался еще больше.

— Что случилось?

— Спроси его, — ответила Лорен сердито и, дернув руку, высвободилась.

Чесси обернулся к Соломону, и на бледном лице дяди отразилась настоящая ненависть. Тогда она взглянула на Кейда и заметила в его черных глазах, устремленных на Чесси, нечто вроде предостережения и предупреждения.

После ужина Лорен опять играла для Соломона. В комнату тихо вошел Чесси и уселся в старое кресло. Он слушал, откинув голову на спинку, иногда по его лицу пробегала тень — видно, ему казалось, что она исполняет тот или иной пассаж недостаточно точно. Чесси нелегко было угодить. Он приучал ее много работать с самого детства.

«Музыка — это только работа, и ничего больше, — говорил он. — Работай, экспрессия придет позднее. Если чувство не основано на виртуозной технике, от него нет никакого проку. Каждый может просто чувствовать. Ты должна уметь излить свое чувство в звуках, а для этого техника должна быть безупречной. Нужно очень, очень много работать».

Пока Лорен играла, Соломон молчал, но она все время ощущала его присутствие. Она не видела его лица, но чувствовала на себе его взгляд. Окончив произведение, она повернулась к нему, ожидая реакции. Лорен действительно совсем его не знала, но ей было интересно, что он думает о ее исполнении. Соломон смотрел на нее блестящими черными глазами и чуть улыбался. Они долго глядели друг другу в глаза, она чувствовала теплую волну понимания, и это была именно та реакция, которой Лорен ждала.

— Каприччо ты сыграла неточно. Темп взяла слишком быстрый. Я уловил кое-какие помарки, — заметил Чесси.

Лорен вскинула скрипку и смычок.

— Здесь, да?..

Она повторила отрывок, на этот раз сыграв его внимательнее, правильно акцентируя каждую ноту. Затем опять повернулась к Чесси, смахнув со щеки серебристую прядь волос, и спросила:

— Лучше?

— Гораздо, — ответил он и улыбнулся.

От нее он ожидал только идеального исполнения. Себе он тоже никогда не делал поблажек. В свое время он был знаменитым скрипачом, выступал в лучших концертных залах мира, и везде его принимали с восторгом. Но даже международное признание не значило для него столько, сколько внутреннее убеждение, что произведение, которое он исполнял, должно звучать именно так, а не иначе. Это было истинной целью всех его усилий, только для этого он работал. Все, что давала ему слава, не имело такого значения, хотя известность, разумеется, была ему приятна.

Макколей Чессингтон, младший брат Чесси и отец Лорен, особой склонности к музыке никогда не проявлял. «Слух-то имел отличный, но слишком он был ленив», — говорил дядя с презрением. Чесси был скрытным человеком и никогда более подробно о ее отце не распространялся… Тут, прервав ее размышления, дядя поднялся, зевая, и пробормотал: — Пора спать.

Лорен смотрела на его негнущиеся, синеватые пальцы со вздувшимися суставами, которым трудно было справиться с дверной ручкой, и на сердце у нее стало тяжело. Она с грустью думала, что судьба отняла у Чесси самое дорогое — его призвание, его скрипку.

Соломон подошел к ней, она встала. Он был намного выше ее, и, чтобы видеть его лицо, Лорен пришлось закинуть голову. Они стояли очень близко, Соломон смотрел на ее губы. Будь это другой мужчина, она уже решила бы, что с ней заигрывают. Время от времени их летние постояльцы, считая, что ей скучно вдвоем со стариком, делали попытки ее развлечь, но Лорен без труда ставила их на место. Однако она научилась по нагловатому выражению глаз понимать, что ее хотят поцеловать.

Но глаза Соломона были совсем другими. Он смотрел на ее губы из-под опущенных ресниц, и выражение лица говорило: это доставляет ему какое-то особое удовольствие. Соломон начал осторожно, его губы ласкали ее, едва касаясь. Он обнял Лорен за талию, прижал к себе, и она сама положила руки ему на грудь. Губы Соломона нежно приоткрыли ей рот. Он задышал чуть быстрее. Одна рука двигалась у нее по спине, перебирая тонкие косточки и прижимая ее все крепче. Теперь он целовал по-новому, жадно. Другой рукой он заставил ее закинуть голову, его губы требовали ответа.

Она задохнулась, чувствуя глубоко внутри дрожь наслаждения. Лорен высвободила руки и обняла его за шею, пальцы ласкали гладкую кожу, ощущая, как напрягаются мускулы от ее прикосновений.

Соломон отпрянул и посмотрел ей в глаза. Раскрасневшаяся и трепещущая, она встретила этот взгляд с робостью. В его глазах был немой вопрос, на который он искал ответа. Лорен не понимала вопроса и не знала, как она должна отвечать, но покорное выражение лица сказало за нее все. Через несколько мгновений он снова припал к ее губам — с такой жадностью, что женское тело отозвалось и устремилось к нему с неожиданной силой.