Метро 2033. Бездна - Роберт Шмидт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Альбинос покачал головой, поглядывая на судью, словно требуя слова, однако Вуко был непримирим.
— Ты сам сказал, что хотел бы отступить от правила «око за око и зуб за зуб», — напомнил он ему. — А послать парня наверх без подготовки равнозначно смертному приговору.
Белый опустил голову, не желая, чтобы справедливые заметили, насколько он разъярен. Когда же он снова встал ровно, лицо его напоминало каменную маску.
— Я согласен с условием обвиняемого.
Судья обернулся к присяжным.
— Обвинитель желает кары уничтожения привилегий для сына Учителя. Однако готов дать ему три дня для приготовления к работе на поверхности, — заявил он, — Приступаем к голосованию.
На этот раз все камни были черными.
Из полутьмы проявилось лицо умирающей женщины. Локоны светлых волнистых волос заслоняли ее лоб по самые брови. Полуоткрытый рот наполнялся темной пенной кровью. Сильно подведенные глаза раскрывались все сильнее, стекленея. Грудь, обтянутая ярко-желтой блузкой, застыла на половине хриплого вдоха. Из простреленной щеки все еще поднималась струйка синего дыма.
* * *
Вспотевший Учитель сел на постели. Опершись на распрямленные руки, он тяжело дышал, уставившись в окружающую его тьму египетскую. Кошмар, который долгие годы не позволял ему спокойно спать, вернулся! И он все еще оставался настолько же реальным, настолько же отчетливым, словно касался переживаний последних часов, а не времен дня Атаки.
«Спокойно, только спокойно». Помнящий взял себя в руки. Несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить дыхание, а потом прикрыл глаза. Когда кровь в ушах перестала пульсировать, он лег снова, ткнувшись головою в мокрую от пота, набитую комками перьев подушку. Непроницаемая темнота и гробовая тишина обостряли его чувства, и так уже бывшие на пределе.
Лежащий неподалеку Немой чмокнул губами сквозь сон, а несколькими секундами позже шевельнулся неспокойно. В остальном же вокруг школы царила ничем не нарушаемая тишина. В «промышленном районе», как шутливо называл это ответвление канала Станнис, жизнь замирала сразу после «сумерек», когда механические, все еще рабочие часы отбивали полночь. Даже здесь, под землей, где царил вечный мрак, люди старались жить согласно старому делению времени на предельно условные для них день и ночь.
Обитатели школы были единственными людьми, остававшимися в этой части анклава после того, как приходила ночь. Разве что кузнец слишком много выпивал в последнем местном кабаке. Его жена, Ахайя, в такие моменты бывала неумолима — и ему приходилось ночевать в кузнице, пока он не мирился с ней, а такое занимало порой и пару дней. Во время подобных — редких, к счастью, — ночей стены из гофрированной жести сотрясались от доносящегося из его мастерской басовитого храпа. Остальные ремесленники обладали большей властью в собственных домах, или же их глотки не подражали работающим на полных оборотах лесопилкам: по крайней мере, даже если они и бывали на улочке после сумерек, Учитель не имел о том ни наименьшего представления.
Чтобы выгнать из головы кошмар, нужно было сосредоточиться. Подумать о чем-то, что могло выдавить из памяти мрачные воспоминания. О чем-то, что не станет, к тому же, напоминать и о вчерашнем дне…
Смотреть в непроглядную тьму — это успокаивало Помнящего. Этим он отличался от большинства выживших, поскольку тьма, наполнявшая туннели, вселяла в них ужас. Это оказалось очень заметным сразу после Атаки. Именно тогда произошел первый серьезный отсев. Отчаявшиеся люди не выдерживали сидения в тесных, вонючих и темных каналах. Они ломались и, не слушая никого, даже родных, покидали относительно безопасные укрытия, возвращаясь на зараженную поверхность. Большинства из них не видели больше никогда, а тех немногих, которые пытались потом вернуться, просто-напросто не впускали. Поскольку те оказывались слишком больными, чтобы вновь допускать их к гнездящимся под землей уцелевшим. Приходилось им оставаться на поверхности и умирать среди моря руин, невзирая на то, оставались ли в каналах их родные или нет. Не все желали принять это к сведению, а потому кровь продолжала проливаться.
Учитель сделал вдох поглубже, вспоминая те мрачные времена. Сгрудившиеся в тесных каналах люди радовались, словно дети, когда земля перестала трястись, когда смолк доносящийся с поверхности рев и до всех наконец дошло, что они пережили ядерную войну. Мало кто допускал тогда, что им придется провести остаток жизни в туннелях, по которым еще недавно сливались в Одер нечистоты и дождевая вода. К счастью для остальных уцелевших, среди них были и те немногие, кто не только допускал подобные мысли, но и знал, что делать, чтобы выживание в подобных условиях вообще оказалось возможным. Именно они и начали налаживать жизнь здесь уже в первые дни после Атаки.
Бывшие солдаты, полицейские, политики и даже обычные бандиты. Желающих захватить власть над растерянными толпами после упадка цивилизации оказалось немало, но не им вроцлавцы могли быть благодарны за новый порядок, хоть и нельзя было преуменьшать ту роль, которую самозваные командиры сыграли в организации и мотивировке выживших. Это благодаря их отчаянным усилиям многие из участков тоннелей так быстро очистили и изолировали. К счастью — если можно так выразиться — для изолированных под землей людей, догорающие руины почти на два года оказались скованными льдами ядерной зимы. Прежде чем мерзлота отступила и в каналы снова начала стекать все еще сильно радиоактивная вода, многочисленные шлюзы и плотины закрыли ей доступ к части подземелий, в которых жили уцелевшие. Однако это был лишь первый акт представления, называемого борьбой за выживание.
Истинных героев тех времен называли — еще до войны — препперами, поскольку те утверждали, что готовы к любому катаклизму, в том числе к зомби-апокалипсису и к ядерной войне. Над ними подшучивали на каждом шагу, их высмеивали на главных медиа-каналах, их воспринимали как неопасных безумцев, но уже через несколько месяцев после Атаки, когда начали заканчиваться добытые на поверхности запасы, эти люди сделались богами подземелий. Только они и знали, как очищать воду, только они и умели делать новые фильтры для противогазов, только благодаря им можно было добыть неотравленную еду. Это благодаря им выжила цивилизация.
Когда бы не немногочисленные препперы и их знания о пост-апокалиптическом мире, сейчас не было бы анклавов. И как знать, возможно, не осталось бы самих людей.
Помнящий провел кончиками пальцев по виску и по украшающим его линиям. Татуировка и свербящий порой шрам напоминали ему о чуть более позднем, хотя и не менее бурном периоде, когда он состоял в отряде охраны одного из таких странствующих мудрецов. Более года они вместе ходили каналами Вроцлава, проведывая новые и новые группки и впитывая знание, которым преппер так охотно, пусть и не задаром, делился со всеми. То самое знание, благодаря которому какое-то время спустя он и сам сделался Учителем. То самое, которое ему придется использовать сейчас, чтобы уберечь спящего на соседней постели сына. Мысль эта опасно приблизила его к видению, от которого он столь отчаянно пытался сбежать.