Гнев духов - Александр Прозоров

— Хорошо получается. Глубже не надо, днище тонким получится, сгниет быстро. Теперь в стороны выбивай.

Могучий Саблезуб кивнул и стал продвигать выбоину влево, к лохмотьям, оставшимся от долота Черного Стрижа. К полудню юный охотник добрался до него, соединив выбоины, и стал выстукивать дерево с другой стороны. У него опять начала болеть зашибленная медведем спина, а руки тряслись от постоянных ударов. Даже сытный обед не доставил никакого удовольствия — Камыш мечтал бросить все и вытянуться на постели в уютном теплом доме, на мягкой шкуре. Но он был мужчиной и не показал слабости — первым доев угощение, тут же снова взялся за долото. Один за другим к нему присоединились остальные охотники, сосредоточенно выдалбливая нутро осинового бревна, пока Грозный Вепрь вдруг не вскочил с недовольным криком:

— Да как же это случилось?! Танцующий дух отвернулся от меня!

— Он захотел обратно в лес! — тут же встрепенулись остальные охотники. — Он заскучал по лесу! По птицам, по птицам!

— Наш новый охотник скучает по лесу и по птицам, — с широкой улыбкой выпрямился Беседующий-с-Небом. — Он должен знать, что они есть и здесь.

— Ворону, покажи ему ворону! — выкрикнул Черный Стриж.

— Ворону! — подхватили остальные.

Грозный Вепрь снова ругнулся, но тихо, расставил руки и, помахивая ими, стал бегать вокруг кряжа, часто и громко каркая. Охотники расхохотались, следом послышался смех женщин, заполняющих котел свежей водой. К Грозному Вепрю подскочили трое малышей и принялись носиться следом, тоже взмахивая руками и каркая.

— Хватит, я полетел в лес за дровами, — сказал охотник и, каркнув напоследок, помчался вниз с холма.

— А почему это он? — тихо спросил Могучий Саблезуб у Черного Стрижа.

— Если у долота обламывается кончик, — охотно пояснил тот, — значит, танцующий дух не хочет становиться лодкой. Хочет обратно. Нужно показать ему, что у нас… О, нет! Духи снова в гневе!

Черный Стриж поднял перед собой камень со сколовшийся наискось кромкой.

— Дух хочет в лес! — довольно засмеялись остальные. — Гуся! Покажи ему гуся!

Взрослый охотник по-детски обиженно поморщился, но перечить не стал: сел на корточки, поджал большие пальцы под мышки, похлопал локтями, словно крыльями, громко крякнул и вперевалочку, по-гусиному побрел в сторону реки. Но на середине склона поскользнулся и к пляжу скатился уже кувырком.

Отсмеявшись, остальные мужчины снова взялись за работу, но теперь были куда более внимательны. Только поздно вечером, когда солнце уже село за деревья, долото сломал Упрямый Лось. Его заставили изобразить глухаря на токовище, после чего Мощный Волк решил, что танцующий дух прошел испытание и всем можно отдыхать.

Второй день стал началом праздника посвящения: теперь дети Хозяина Реки, как и обещали, должны были напоить пришедшую к ним из леса осину горячим супом. Для этого охотники перенесли бревно поближе к общему очагу, подперли поленьями, чтобы не качалось, и по самые края наполнили водой. Мощный Волк долго ползал вокруг, высматривая влажные следы, — но коряга нигде не протекала.

— Духи милостивы, — облегченно вздохнул он. — Хоть с этим повезло. Давайте греть!

— Духи не милостивы, они опять злятся, — шепнула Камышу на ухо Золотая Тень. — Летящий Зимородок третий день из леса не возвертается.

— Может, просто обиделся? — пожал плечами Могучий Саблезуб. — Совет не захотел охотиться на волчицу, что напала на Медвежьего Хвоста. Мы решили, что лодка для племени важнее.

— Я тоже обижалась, когда маленькая была, — ответила женщина возрастом в восемь зим. — Но ночевать домой приходила.

— Он охотник. Охотники часто ночуют в лесу.

— Вот Сильный Лосось пока и молчит. Но все уже знают.

Мощный Волк тем временем подхватывал из очага двумя палками раскаленные камни и перекидывал их в лодку. Вода недовольно шипела, брызгалась, пускала серую пену, но все же наконец запузырилась. Парящий Коршун и Черный Стриж подбросили в очаг свежие поленья: требовалось греть другие камни взамен тех, что остывали сейчас в воде.

— Если Летящий Зимородок захотел взять волчицу сам… — Могучий Саблезуб покачал головой. — Одному охотнику с матерой зверюгой не совладать.

— А еще духи забрали младшую девочку Белой Ласки, — добавила Золотая Тень. — Ту, что пять лет назад появилась. Нападение медведя пережила, а тут пропала. Ой, гневаются на нас духи. Все гневаются и гневаются.

— Это я виноват… — прикусил губу Могучий Саблезуб.

— Почему ты, Камыш? — не поняла девочка.

— На зимней охоте мог ее взять. Волчицу. Но упустил. Теперь она мстит. Опытная, матерая, хитрая. Выследила и мстит. Это я виноват! — мотнул головой юный охотник.

— Почему ты? Ведь на облаву ходил весь род!

— Я был первым. И упустил! — Могучий Саблезуб сжал кулак… Но что он мог теперь поделать?

— Остальные тоже упустили! Черный Стриж, Беседующий-с-Небом, Упрямый Лось… Они куда опытнее, но тоже не смогли ее взять, — прижалась Золотая Тень к его груди.

— Но Могучим Саблезубом зовут меня, а не их! Я лучший охотник племени! Значит, я и виноват…

Камыш погладил девочку по голове. Прижал и отпустил:

— Пойду за дровами. Мощный Волк обмолвился, три дня надобно танцующее дерево кипятком пропитывать. Огня много будет нужно.

Эти дни стали трудными для всех. Дров в окрестных лесах ведь и так было немного. Все же — девять домов в селении, девять очагов, горевших почти непрерывно целую зиму, да и теперь затапливаемых дважды в день, поскольку ночами было слишком холодно даже под одеялом. А еще — требовалось кипятить большой котел, дабы варить угощение для всего племени, занятого трудным делом, постоянно поддерживать большой огонь в очаге, чтобы калить камни для лодки. И для все этого были нужны дрова, дрова, дрова…

Охотники, забрав с собой подростков, дважды в день все вместе уходили в лес, выискивали самые толстые сухостоины, которые обычно обходили стороной, рубили на длинные хлысты и, обвязав один из концов, волоком дружно тянули к стойбищу, где кое-как укладывали серединой в жар очага.

Остальное делал огонь: перегрызал бревно посередине, растрескивая древесину, заставляя рассыпаться на груды углей. А потом, когда отвалившиеся концы перекладывали вдвое — перегрызал их снова. Толстые, в несколько обхватов, колоды горели долго, очень долго. Хватало на целую ночь. Но уж очень неудобно было их добывать. Да и ни на что другое они не годились: в очаг дома такую махину не засунуть, костер получался не с открытым теплым светлым пламенем — а темно-синий, как бы утонувший в толщине гигантских дровин. Ни погреться, ни попрыгать, ни даже темноты разогнать.

Все уже успели подзабыть, что не просто кипятят воду, а угощают танцующего духа горячим варевом. И когда Мощный Волк сказал, что греть уже хватит — охотники без особого уважения дружно ковырнули бревно набок, выливая воду на утоптанную землю. Вернули обратно. Старый мастер нырнул в облака пара, источаемого древесиной, вставил в щель овальный чурбачок. Рядом, между ним и бортом, просунул клин, стал решительно вколачивать его, выжимая воду из влажной осины. Беседующий-с-Небом с парой других клиньев застучал с другого конца бревна. У всех на глазах края трещины начали медленно расходиться. Разведя их примерно на четыре пальца, шаман и мастер сдвинулись дальше к середине, вколачивая новые клинья уже там. Здесь борта удалось развести почти на три ладони. Теперь внутрь будущей долбленки уже и человек вполне мог бы уместиться. Но Мощный Волк и Беседующий-с-Небом отступили еще ближе к середине танцующего дерева и, вставив распорки из чурбачков, четырьмя клиньями оттянули борта на ширину почти шести ладоней!