Матрица смерти - Джонатан Эйклифф

— Сердечный приступ. Так они говорят. Маргарет показалось, что его что-то сильно напугало. Она говорила, что лицо его было искажено, как будто он пытался кричать. Правда, при сердечном приступе это нередкое явление. В свое время я слышал немало медицинских заключений. «Это боль, — сказал я ей, — а не страх. Именно боль и вызвала такую гримасу».

Я поставил виски на стол. Меня мутило. Я словно бы наяву видел Юрчика. Он лежал на полу библиотеки и кричал.

— Скажите точно, когда это произошло, — попросил я.

Он посмотрел на меня с недоумением:

— Когда? Да я не помню. В начале этого месяца, вероятно, неделю спустя после Нового года.

— Могло это случиться восьмого?

— Вполне. Да, думаю, именно восьмого. А в чем дело?

— Это был день... когда я с ним поссорился. Я не ошибаюсь?

Он успокаивающе улыбнулся:

— Да нет, что вы. Он был старый человек. Больной человек. Когда-нибудь это должно было случиться. Вам незачем винить себя. Выкиньте это из головы.

Я поднял голову и увидел Яна, который шел к моему столику. Сегодня, как это бывало обычно, когда он читал лекции, на нем не было воротничка священнослужителя. Не знаю почему, но меня это успокоило. Он подошел и поздоровался со мной. Милн поднялся, взял пальто.

— Мне пора, — сказал он. — Завтра предстоит слушание дела. Вы, Эндрю, непременно должны посетить наше собрание. Когда-нибудь я зайду за вами, и мы отправимся вместе.

И он ушел.

С той ночи я стал опять видеть кошмары, и так продолжалось целую неделю. Каждую ночь — один и тот же сон,к которому с каждым разом что-то добавлялось. По мере удлинения сна страх мой возрастал.

В первую, ночь мне снилось, будто я нахожусь на Льюисе, в Сторноуэее. Черное небо, сильный ветер, море бушует, штормит, волны высоко поднимаются, голые деревья гнутся и трещат. Я бегу по темным, улицам, двери и окна домов накрепко, закрыты, нигде не горит свет. Впечатление, будто бегу я по мертвому городу.

Вдруг, откуда ни возьмись, в конце улицы возникает огромная черная церковь, мрачная, просторная и молчаливая. Такой церкви я никогда не встречал: на островах, да и вообще никогда. Едва увидев ее, я в ужасе проснулся. Ее черный силуэт до сих пор стоит перед моими глазами, а в ушах все еще свистит ветер.

Во вторую и последующие ночи я опять и опять бежал по темным молчаливым улицам и все ближе и ближе подбегал к дверям черной церкви. Перед ее огромной дверью я чувствовал себя карликом. На третью ночь я эту дверь открыл и увидел интерьер собора, угрожающий, и темный. То здесь, то там догорало несколько свечей. Не успел я проснуться, как сон продолжился. За мною захлопнулась дверь, и шума ветра было уже не слышно. Вместо этого до слуха донесся странный угрюмый звук — то пел хор из многих голосов. Звук этот — в унисон — то усиливался, то становился тише.

На следующую, ночь события начали ускоряться. Пение напомнило мне псалмы, которые я слышал в детстве. Оно звучало тоскливо, как погребальная молитва. Я был уверен, что пришел на собрание островитян с Льюиса, возможно, это были несколько поколений местных мертвецов. Когда я прислушался повнимательнее, то понял, что слова не гэльские. Пели на языке, которого я никогда раньше не слышал.

Ночь за ночью возвращался я в храм, слушал странное пение, старался рассмотреть детали интерьера. Глаза мои стали быстро привыкать к темноте, и вскоре я начал различать фигуры, стоящие ко мне спиной, лицом — к тускло освещенному алтарю в дальнем от меня конце здания. Голоса были звучные и глубокие. Фигуры не шевелились и не поворачивали голов. Незримый священнослужитель служил какую-то незнакомую литургию. Странные тени, едва заметные в неверном свете свечей, мелькали повсюду в сгустках тьмы, собиравшихся у стен, статуй и горгулий. Почему-то меня радовало, что я не могу разглядеть их в подробностях.

Каждую ночь чувство тревоги возрастало. Я знал, что в тенях притаилось и поджидало меня неизвестное зло. Чем глубже я заходил в церковь, тем сильнее накатывали на меня дурные предчувствия. Сила голосов постепенно нарастала, а вместе с ней и уверенность в том, что меня ожидало что-то неприятное. Когда я приблизился к хору, то смог разглядеть, что певчие одеты в белые одежды, ниспадавшие, как саван, с плеч до пят, и возле ног их скакали тонкие белые существа, размером чуть побольше крыс и более подвижные.

Однажды, когда я стоял в центре черной церкви, пение вдруг прекратилось. Леденящая тишина заполнила пространство. Мне показалось, что я стою в этой тишине и темноте целую вечность, глядя на фигуры в саванах. Затем, как по команде, все они стали поворачиваться ко мне лицом. Я прирос к полу. Когда глаза мои обратились на их лица, я закричал и в ужасе проснулся.

В следующую ночь я старался не ложиться спать. Мысль о том, что я увижу, доводила меня до полуобморочного состояния. Я пил кофе, чашку за чашкой, и играл на фортепьяно всю ночь. Все же я не выдержал. Перед самым рассветом на меня напала дремота, и я глубоко уснул. Когда я проснулся, был уже полдень. К своему удивлению, я понял, что спал без сновидений. Хотя и не потревоженный, сон мой не был нормальным, потому что в этот раз я не видел ничего.

На следующий день за мной заехал Дункан Милн. Тогда мне почему-то не пришло в голову спросить, откуда ему известен мой адрес. Он явился без предупреждения, будто был уверен, что я дома, и даже не спросил, готов ли я отправиться с ним в Братство. В нем была самонадеянность, которая не позволяла усомниться, что ему может быть отказано. Я и не возразил. В это время шел дождь, и я был благодарен за то, что он меня подвезет. Хотя я и не чувствовал себя свободно в его присутствии, однако был уверен, что более близкое знакомство с ним пойдет мне на пользу.

Собрание ничем не отличалось от прежних. Наблюдая за скучными ритуалами, я не мог не поглядывать время от времени на Милна. Чувствовалось, что ему тоже скучно, но он терпит в силу привычки и принимает участие в этих ритуалах ради приличия. Возможно, думал я, все это лишь прикрытие, и существуют другие ритуалы и другой, более узкий круг, к которому принадлежат он и несколько избранных членов Братства. В таком случае можно было бы понять, как такой умный человек мог очутиться здесь, в компании с заурядными людьми, и наблюдать неделю за неделей глупые театральные представления.

Мелкий дождь не прекращался, когда мы ехали домой. Говорили мы о пустяках, как будто возвращались с рядового спектакля. Когда мы выехали на Хай-стрит, он повернулся и заговорил более серьезным тоном.

— Эндрю, — сказал он. — Чувствую, нам надо поговорить. Вы можете уделить мне полчаса? У меня есть очень хороший виски. Я снимаю квартиру здесь неподалеку, возле Парламента.

Я, конечно, вполне мог предположить, что это был всего лишь предлог, чтобы меня соблазнить. Милн, как я знал, был не женат. Манеры его выдавали в нем скрытого гомосексуалиста, который начинал еще в те времена, когда такие отношения были запрещены законом. Однако я не думал, что у него ко мне сексуальный интерес. Поэтому я с готовностью принял его приглашение, надеясь разузнать, что же его связывало с Братством, и выяснить степень его осведомленности в оккультизме.