Когда меня ты позовешь... - Татьяна Туринская

Кристина лихорадочно пыталась выудить из закрутившихся в тугой комок колгот трусики, да это никак не удавалось сделать трясущимися от волнения руками. В эту минуту ею владела одна только мысль, одно только непреодолимое желание: бежать, бежать отсюда без оглядки, пока не натворила глупостей, пока сама себя уважать не перестала. Как она вообще могла позволить этому произойти?! Как могла прийти в этот дом? Как могла позволить Бессмертному бестактное вторжение в столь интимную область, куда далеко не с первого дня знакомства допустила Валерку?! Да как вообще позволила ему целый вечер крутиться рядом с собой?! Как будто не понимала, к чему это может привести. А еще ведь даже удовольствие получала. Фу, какая гадость, какая мерзость!

И почему, когда спешишь, ничего не получается? Ведь Кристине надо было срочно одеться, срочно!!! Потому что одежда, пусть даже только трусики — это уже преграда, это уже показатель того, что она против близости, она ее не хочет, не желает. Но трусики вместе с лайкровыми колготками закрутились в плотный жгут и никак не желали поддаваться ее дрожащим пальцам. Вдобавок ко всем неприятностям Бессмертный уже пришел в себя от Кристининого неожиданного бегства и явно не собирался потакать ей в этом.

Встал с дивана, подошел вплотную, укоризненно глядя на нее сверху. Погрозил пальчиком: словно бы шутя, но в то же время давая понять, что в каждой шутке лишь доля шутки. Выхватил из ее рук колготы и отшвырнул со всей силы так, что те улетели аж на шкаф, притянул беглянку к себе:

— Динамо? Детка, мы так не договаривались.

И вновь впился в ее губы. На сей раз вовсе не ласково, а жестоко, вложив в поцелуй всю свою злость и недовольство. Одной рукой крепко придерживал Кристину за спину, чтобы не вырвалась, второй жадно шарил по голым ее ягодицам, мял их, сжимал в охапку, с каждым разом все сильнее и сильнее притискивая к себе, да при этом норовя прижать чуть пониже собственной талии, там, где милицейским жезлом торчал его готовый к бою "солдат". Однако разница в росте была такой, что ему приходилось приподнимать Кристину, иначе "солдат" прижимался к ее животу, а Бессмертному хотелось совсем-совсем других ощущений.

— Не надо, — жалобно попросила Кристина. — Пожалуйста, не надо, Сережа. Я не хочу. Я не могу…

Сергей, однако, не прекращал попыток, инстинктивно сопровождая их весьма характерными движениями.

— Ты шутишь, крошка? — хрипло возразил он. — Ты хоть представляешь, что такое изголодавшийся мужик? Я ж в море болтался четыре месяца, какое "не могу"?!

— Нет, ты не понимаешь, — упорно отталкивала его Кристина. — Я еще не готова, я не хочу…

Почему-то в эту минуту она совершенно забыла, что Наташка потащила ее сегодня в "Утес" именно с этой целью. Если и не найти Чернышеву постоянную замену, то хотя бы попытаться с помощью постороннего мужика выбить из ее головы страдания, любовь к предателю и поставить жирный крест на надежде, что все еще может измениться. Ведь и сама хотела того же, и не только сегодня, ведь по ночам, не умея заснуть от переизбытка чувств и эмоций, только и мечтала о том, как бы отдаться первому встречному, тем самым как будто бы надругавшись над Чернышевым. И не того ли хотела еще буквально пару минут назад, жадно сжимая в себе длинные пальцы Бессмертного? Но теперь сопротивлялась так яростно, как будто никогда не желала не только близости с Сергеем, но и вообще с кем бы то ни было, кроме Чернышева, даже осознавая, что с Чернышевым ей больше не быть никогда в жизни.

Однако Бессмертный не был, кажется, намерен долго терпеть ее сопротивление. Прижал Кристину к столу, после чего бесцеремонно развернул ее спиной к себе и тут же приподнял ее ноги, одновременно с тем удобно расположившись между ними. Кристина оказалась прижатой грудью к холодной полированной поверхности стола, практически не имея возможности сопротивляться, только отчаянно махала в воздухе ногами, пытаясь ударить наглеца, да только вместо хорошего удара, способного заставить того забыть о сексе хотя бы на ближайших пару часов, лишь изредка попадала пяткой ему по мягкому месту, не причиняя ни малейшего вреда негодяю. Бессмертный же, несмотря на уверения в том, что буквально изнывает от четырехмесячного воздержания, не слишком торопился. Казалось, он буквально упивается ощущением безнаказанности и вседозволенности. Прижался "солдатом" к Кристине, но не спешил, не вводил его в бой, словно бы наслаждаясь предвкушением не меньше, чем непосредственной близостью. Сам же в это время не отрывался от спины Кристины. Руки-то были заняты, ему непрестанно приходилось удерживать сопротивляющуюся партнершу, зато язык был свободен, и Сергей пользовался им весьма умело. Пощекотал немножко ушко, шейку, опустился чуть ниже. Мелко-мелко гоняя язык из одного угла рта в другой, прошелся самым его кончиком вдоль позвоночника, да так, что Кристина на мгновение застыла, перестала сопротивляться, уж в который раз за этот вечер сладострастно сжав тазовые мышцы. А Бессмертный и не думал останавливаться, дошел до самого конца позвоночника, к точке, где спина плавно раздваивается, словно бы перетекая в ягодицы, и принялся массировать языком очаровательную впадинку, образовавшуюся в месте не то раздвоения, не то соединения спины и очаровательной Кристининой попочки. Долго, страстно, старательно. Так, что Кристина уже совсем перестала сопротивляться. Вернее, не столько перестала, сколько забыла, что должна бы сопротивляться. Просто забыла, потому что некогда было помнить, потому что нужно было запомнить вот это странное ощущение, которого никогда доселе не испытывала. И почему-то уже совсем не раздражало то, что в ее "закрытые ворота" навязчиво стучится неприятель, чужой "воин", чужой "солдат". Не Валеркин…

И опомниться не успела, как чужой "солдат" преодолел преграду, взял тараном неподдающиеся ворота, взломал навесной замок, ворвался в крепость вероломно и глубоко. Из горла Кристины только вырвалось громкое "Ах!", означающее одновременно и удивление, и возмущение наглым вторжением, и восторг от глубокого проникновения врага. Сопротивляться больше не имело ни малейшего смысла, тем более что внедрение Бессмертного оказалось более чем просто приятным. Однако ей никак не удавалось отделаться от досады и обиды, что ее нежеланием пренебрегли, попросту наплевали на него, то есть фактически принудили к нежеланной связи, практически изнасиловали. И имело ли хоть малейшее значение то, что действия Бессмертного оказались ей скорее приятны, нежели нет? Скорее, даже очень приятны. Да, да, именно так: очень. Даже нет, так: ну о-оччень! Но ведь все равно силой, против желания. А это так унизительно…

Когда всё закончилось, Кристина молча встала на стул и не без труда достала с высокого шкафа колготы, все еще насмерть скрученные вместе с трусиками. Бессмертный любопытно наблюдал за ее действиями. Когда Кристине, наконец, удалось разъединить трусики и колготы и она тут же натянула их на себя, ища глазами бюстгальтер, Сергей недоуменно спросил:

— Это еще зачем? Тебе доставляет удовольствие, когда мужчина срывает их с тебя?

Кристина только скривилась презрительно, но ничего не ответила. Подняла с пыльного пола бюстгальтер, надела его и отправилась в прихожую, памятуя о том, что платье, кажется, осталось дожидаться свою хозяйку именно там. Бессмертный последовал за нею молча. Однако убедившись, что Кристина собирается натягивать на себя еще и платье, резко выхватил его из ее рук: