Оттенки страсти - Барбара Картленд

И Мона точно знала, что на этой скале она всегда найдет себе убежище. Там ее всегда защитят от несносных дам, составляющих круг общения ее матери. Эти шипящие, брызжущие ядовитой слюной матроны напоминали ей клубок змей. Вот они нежно целуются при встрече и готовы просто задушить друг друга в объятиях. А как они обожают пересказывать сплетни и выдавать чужие тайны: все на полутонах, одни намеки, все шепотом, все вполголоса, но с каждым новым пересказом история обрастает новыми шокирующими подробностями и все меньше похожа на то, что было на самом деле.

Молодые великосветские щеголи были им под стать. Женоподобные, пустые, прыгающие, словно кузнечики, из одной гостиной в другую. Весь смысл существования этих повес составляли такие же пустые и ни к чему не обязывающие романы, свидания, встречи. А их напыщенные речи, в которых нет ни одного умного слова! А их откровенные взгляды, от которых Моне делалось неловко, и она даже содрогалась порой, догадываясь, сколько грязного и низменного кроется в этих взглядах. Но потом с детской непосредственностью быстро забывала свои неприятные ощущения. Так маленький ребенок, боящийся темноты, мгновенно забывает все свои страхи, стоит ему оказаться в светлой комнате.

Однако общение с подобными людьми никогда не проходит бесследно. Невидимые личинки зла уже успели внедриться в сознание Моны. Подобно короеду, они прокладывали свои потайные ходы, постепенно нарушая мир и покой в ее душе. И в один прекрасный день зло может победить. Питер ясно понимал всю опасность такого развития событий. Даже чистая натура юной девушки не сможет противостоять натиску среды, в которой она вращается день за днем. Но что он мог сделать? Как уберечь ее? Как помочь? Для Моны с ее глубоким религиозным чувством фраза «Провидение ее хранило» никогда не была пустым звуком. Более того, всю красоту окружающего мира она воспринимала как Божью благодать, дарованную людям свыше, и категорически отказывалась понимать, как это люди могут быть столь отвратительно низкими и подлыми. Слово «порок» вообще отсутствовало в ее словаре. Двусмысленные шутки, которые в светском обществе почитаются верхом остроумия, были за пределами ее понимания. Пока за пределами, но Питер отлично понимал, что, живя в Содоме, трудно, точнее, невозможно не испачкаться в той грязи, которая царит вокруг. О, как бы ему хотелось на своих руках перенести юную Мону через зыбучие пески всеобщей распущенности и упадка, которыми так упивались обитатели Мейфера. Надо отдать должное и ей! Мона почти инстинктивно стала льнуть к молодому человеку, искать у него защиты и помощи, бежать к нему за советом при любом затруднении.

Между тем лето продолжало радовать своим благодатным теплом. Правда, иногда дневная жара изнуряла, зато долгие вечера, плавно перетекавшие в ночь, были дивно хороши. А по утрам легкий ветерок приносил долгожданную прохладу, и все вокруг оживало на короткое время, чтобы потом снова замереть и погрузиться в полудрему под яркими, пышущими жаром лучами солнца.

От городской духоты Питер и Мона спасались вылазками на природу. Обычно они уезжали из Лондона чуть свет, почти на восходе солнца, когда было еще свежо и росно. Сизоватое марево утреннего тумана висело над деревьями, всеми цветами радуги переливались капли росы на траве, первые лучи солнца, эти предвестники полуденного зноя, легко скользили по закрытым ставням и плотно занавешенным окнам особняков Мейфера. Высший свет Лондона еще предавался сну в своих опочивальнях. Все дальше и дальше уносило их полотно шоссе от шумной и пыльной столицы, а потом они сворачивали на какую-нибудь проселочную дорогу и ехали наугад, открывая для себя что ни день все новые и новые красоты сельской природы. Небольшие зеленые рощицы, благоухающее разнотравье лугов, крохотные лужайки, окаймленные густыми зарослями ароматного шиповника и жимолости.

А сколько цветов необыкновенной красоты радовало глаз по обе стороны дороги: пурпурно-красные дикие орхидеи, белоснежные маргаритки, ярко-желтые лютики, которые деревенские дети обычно называют «курочки-цыплятки».

А потом они находили укромную полянку в тени какого-нибудь раскидистого дерева и начинали пиршествовать на природе. Питер извлекал из машины огромную корзину с провизией, и там всегда было полно вкуснятины. Холодные цыплята, лобстеры, свежая клубника, завернутая в прохладные зеленые листья салата, шоколадная помадка и даже немного необычные на вкус американские леденцы. Всякий раз чудо-корзинка являла миру новые чудеса, удивляя обилием и разнообразием продуктов. Но одно оставалось неизменным: большая аппетитная косточка для Вогса. После ланча Мона и Питер с удовольствием укладывались прямо на траву и могли так лежать часами, бездумно глядя в небо или предаваясь приятному полузабытью. Они лежали молча, и ничто вокруг не нарушало тишину окрестных лугов, разве что негромкое жужжание пчел, перелетающих с цветка на цветок, да стрекотание кузнечиков в траве. Изредка Вогс, оторвавшись от своего лакомства, с громким лаем устремлялся в погоню за какой-нибудь бабочкой. А иногда в нем вдруг просыпался охотничий инстинкт, и он начинал остервенело рыть землю в надежде обнаружить там кролика.

Но вот пикник близится к завершению, они пакуют остатки провизии, собирают вещи, еще немного прогуливаются пешком, разговаривают о самых разных вещах на свете. И каждый раз эти разговоры помогали им открыть что-то новое в собеседнике. Мону поражали обширные познания Питера, а он восхищался ее умением схватывать все буквально на лету. Она моментально вникала в суть и безошибочно выносила свое суждение о предмете разговора. Сама же Мона в глубине души отлично понимала, что ей предстоит еще многое узнать и многому научиться. Воистину, ее путешествие в мир знаний еще только началось. Конечно, образование, полученное в школе, нельзя сбрасывать со счетов. Но это всего лишь прочный фундамент, на котором предстоит возвести само здание. Иногда ей казалось, что Питер – это самая настоящая гора знаний, она сидит у подножия этой горы, а ее вершина теряется высоко в небе, где-то за облаками, а она, задрав голову, с восхищением взирает на эту красоту. Все, о чем рассказывал ей Питер, находило немедленный отклик в ее душе. Сострадание, жалость к слабым и униженным, неприятие свободных нравов, которые многие склонны оправдывать издержками темперамента или специфическими условиями климата. Надо сказать, что пространные разговоры обо всем на свете сблизили их теснее любых самых пылких и страстных объятий. Воистину, они идеально дополняли друг друга, а на лоне природы идеально сливались с окружающим их миром.

Правда, бывали моменты, когда Питер чувствовал, что роль умудренного жизнью и познаниями наставника легко соскальзывает с него, и он незаметно для себя превращается в прилежного ученика. Сказочный мир фантазий никогда не волновал его, он привык иметь дело только с реальными вещами и фактами, которыми полнится взрослая жизнь. Тем интереснее было ему открывать теперь этот сказочный мир вместе с Моной. Она все еще по-детски искренне верила в реальность волшебных фей и духов, видя в них более полнокровных созданий, чем исторические личности, чьи портреты красуются на каждом шагу. Да и знала она о них куда больше, чем, скажем, о прославленном короле Генрихе VIII вместе со всеми его женами. С самым серьезным видом она рассказывала Питеру поэтические истории и легенды об этих волшебных существах, и он уже почти начинал верить, что они действительно существуют, а потом спохватывался и говорил себе: «Что за чушь! Как можно верить во все эти сказки?»