Пирог из горького миндаля - Елена Михалкова

Она влетела на кухню встрепанная, мокрая как мышь.

– Рыба?

Бабушка Рая непонимающе улыбнулась. Она всегда улыбалась, если ее что-то ставило в тупик, как некоторые люди хмурятся или пожимают плечами. С точки зрения Тишки, ее улыбка была не совсем настоящей, или, вернее, не совсем улыбкой.

– Хочешь жареной рыбки, Яночка?

– Нет, бабушка, нет! Там котенок, а он совсем дикий, понимаешь?..

Ни слова не говоря, Раиса открыла морозилку, вытащила брикет серебристой мойвы и одним убедительным ударом ножа отсекла целый кусок. Слипшиеся рыбки были завернуты в пакет и вручены обомлевшей от радости девочке.

– Спасибо!

Тишка бросилась прочь, прижимая к себе вонючую рыбу.

Раиса дождалась, пока хлопнет входная дверь, и тяжело вздохнула. Бедная девчушка! Чумазая, глазастенькая, вечно где-то носится, шорты одни и те же каждый день, причем еще и велики… Стоит сделать замечание Тане, что ребенок неподобающе одет, как та взрывается. И почему кричит? Непонятно. Она ведь только спросила.

Или Леша, Юрочкин сынок. С утра до вечера рисует в альбоме. Рисует-то прекрасно, спору нет, но ведь это не дело! Мальчик должен гулять, знакомиться с девочками…

Вспомнив про девочек, Раиса помрачнела. По правде говоря, и Женьку, и Веронику она побаивалась. Сложно с ними. Скажешь что-нибудь Жене, а та отвечает, и вроде бы слова вежливые, но понимаешь, что тебя выставили на посмешище. Сама Раиса, может, и не догадалась бы, но Прохор начинал одобрительно смеяться и пару раз показывал Жене поднятый большой палец. Тут уж и дурак сообразит, в чем дело.

А Вероника молчит. Так молчит, что иной раз думаешь: хоть бы ты сказала уже наконец что-нибудь, пусть даже и двусмысленное, вон как сестра. А в другой раз глянешь на нее, и вдруг шибает холодом мысль: а ведь славно, что ты молчишь, деточка, не надо тебе ничего говорить, держи-ка ты все свое при себе, всем проще будет.

Раиса Сергеевна перебрала детей своих сыновей и племянниц, мысленно вглядываясь в каждого. Только про Пашку она ничего думать не стала. На месте Паши у нее было одно большое белое пятно. Область на карте мореплавателей, вокруг которой стояли предупреждающие знаки: сюда не заходить! никогда, что бы ни случилось!

За дверью послышался шорох. Раиса выглянула в коридор и вздрогнула: прямо перед ней Вероника – таращится глазищами своими, разве что зрачки не светятся в полумраке.

– Ты чего здесь? Проголодалась?

Вероника помотала головой. И стоит как стояла, смотрит выжидающе на Раису, словно хочет, чтобы та сама сообразила, что к чему.

– Принести что-нибудь?

Снова отрицательный жест.

– Ты уж сама тогда решай, что тебе нужно, – рассердилась Раиса.

Вероника улыбнулась.

Несколько смущенная, Рая вернулась на кухню, в глубине души чувствуя, что она все-таки ухитрилась сделать что-то не то. Спрятала мойву, вымыла руки, стерла натекшую с брикета лужицу.

И не удержалась – снова выглянула в коридор.

Она бы не удивилась, окажись Вероника на том же месте, где и была. Раиса воочию увидела: стоит девчонка в полумраке, распахнула глаза и смотрит на что-то в пустом пространстве перед собой.

Но никого снаружи не было.

2015 год

Я помню, с чего все началось.

С пирога, который бабушка Рая вознамерилась приготовить по новому рецепту.

Миндаль для выпечки привезла из города старуха Изольда. В поселке орехов было не достать, разве что соленых, под пиво.

Дарницкая отчего-то любила нашу бабушку. Она приходила в гости, когда вздумается, сидела в столовой, закинув ногу на ногу, и сложенным веером – веером! – нервозно постукивала по тощему запястью.

Мне нравилось присутствовать при их беседах, хоть я ничего и не понимала. Говорила преимущественно Изольда. С годами до меня дошло, что в основном она рассказывала о своих любовниках и их дорогих подарках, пользуясь разнообразными эвфемизмами. Раиса слушала, кротко улыбалась, но что она думала обо всем этом, не мог бы сказать никто.

Однажды, глядя вслед удаляющейся Изольде Андреевне, бабушка внезапно пропела:

– Утро туманное, утро седое! Нивы печальные, снегом покрытые!

Я в изумлении уставилась на нее. У старухи Дарницкой голос хриплый, надтреснутый. А Раиса спела чисто и до того красиво, что дух захватывало.

Бабушка иногда преподносила сюрпризы. Каждый вторник и четверг по утрам скрывалась из дома с каким-то мешком, никому не говоря ни слова. Прохор спал до обеда, и Раиса успевала вернуться до того, как он спустится в столовую.

Когда я проследила, куда она ходит, изумлению моему не было предела. Литвиновская библиотека! Да, в поселке была библиотека и даже свой клуб, а еще центр культурного развития и досуга, на дверях которого висело лаконичное и грозное объявление: «На крыльце не бухать. Сторож».

Книг бабушка не читала. Зачем ей библиотека?

Выяснилось, что вместе с другими скучающими женщинами они лепят – из глины, гипса, пластилина, папье-маше – из чего придется. Два раза в неделю бабушка Рая превращалась в скульптора. Ничего нового придумать она не умела. Зато прекрасно копировала. Ее поделками были украшены стеллажи и подоконники.

– …Нехотя вспомнишь и время былое! Вспомнишь и лица, давно позабытые!

Какой чудесный летящий голос! Голос, просыпавшийся в Раисе лишь тогда, когда рядом никого не было. Маленькая девочка не в счет.

Но это было еще до миндаля. А в тот день мы ждали Изольду, чтобы получить орехи и испечь на какой-нибудь ужин самый вкусный на свете пирог.

И Дарницкая явилась. Распространяя вокруг тяжелый аромат своих духов, протянула пакет с миндалем. Бабушка рассыпалась в благодарностях. Изольда плавным движением унизанной перстнями кисти пресекла ее речь. «Королева, – восхищенно думала я, наблюдая за ней. – Королева в изгнании!»

И тут в кухню вбежала Женька. Сияющая, загорелая, жизнерадостная.

– Здравствуйте, Изольда Андреевна!

Отхлебнула морс прямо из горлышка кувшина, игнорируя укоризненный бабушкин взгляд.

Дарницкая продолжала:

– И вот, Рая, я говорю ему: милейший, если вы полагаете, что я любительница поделочных камней, то вы глубоко заблуждаетесь…

– Нельзя назвать человека милейшим, если не хочешь его оскорбить.

Это заявила Женька. Вытерла губы тыльной стороной руки и уставилась на Изольду.

Я в это время сидела на подоконнике и читала «Хроники Нарнии». Бабушка Рая была очень снисходительна ко мне. Иногда мне казалось, я для нее вроде кошки: прихожу когда хочу, ухожу когда вздумается, никого не обременяю своим присутствием. Такое отношение раскрепощало. Мне нравилось, что на меня почти не обращают внимания.