Смертельный холод - Луиз Пенни

– Но ненадолго. – Клара поймала взгляд Мирны. – А ты на моем месте что бы подумала? Что Си-Си права и мои работы дерьмо или что эта бродяжка – Бог, а мои работы великолепны?

– Или ты могла бы перестать прислушиваться к внешнему миру и решить это сама.

– Я пробовала, – рассмеялась Клара. – В два часа ночи я знаю, что мои работы великолепны, а в два часа дня – что они дерьмо. – Она подалась вперед так, что ее руки почти коснулись рук Мирны. Она заглянула в дружелюбные глаза подруги и очень тихо произнесла: – Я верю, что встретила Бога.

Мирна улыбнулась, но не покровительственно. Если Мирна что-то и знала, то всего лишь одно: знает она очень мало.

– Это книга Рут? – Клара взяла в руки «У меня все ОТЛИЧНО». – Можно купить?

– Ты же купила одну вчера. Мы обе купили. Она даже подписала их. Знаешь, мне кажется, я видела, как она подписала несколько книг фамилией Оден[24].

– Я свою куда-то засунула. Я куплю эту, и если она ее подпишет как Энтони Хект[25], мне все равно.

Клара открыла книгу и прочла наугад:

Да, дети все печальны,

но некоторые преодолевают это.

Пересчитай счастливые мгновения,

но лучше купи котенка или шляпку

и в танце закружись, чтобы забыть.

– Как Рут это делает? Я ведь знаю: она старая пьянчужка.

– О Боге ты думала то же самое, – сказал Мирна.

– Слушай:

Но что забыть?

Твою печаль, твое уныние

и все, что ты пережила

в день пикника, когда вошла ты в дом,

румяная от солнца,

со ртом, набитым шоколадом,

и в новом платье с бантиком

и пятнами от мороженого,

и в ванной комнате себе сказала,

что ты – ребенок нелюбимый[26].

Мирна посмотрела в окно, спрашивая себя, не рухнет ли их мир, такой хрупкий и драгоценный. После приезда сюда Си-Си де Пуатье над маленькой деревней сгущался мрак. Она принесла в Три Сосны нечто нечестивое. Да еще к Рождеству.

Дни перед Рождеством были насыщенные и яркие. Клара любила это время. Любила все, что с ним связано, начиная от идиотской рекламы и вульгарного парада Пера Ноэля[27]по Сан-Реми на деньги супермаркета «Канадиан тайр» до колядок, организованных Габри. Певцы переходили от дома к дому по заснеженной деревне, и воздух полнился старыми песнопениями, смехом, облачками тумана, вырывающегося вместе с дыханием, звенящего песнями и снежинками. Жители приглашали их в свои дома, и они водили хороводы вокруг елок и роялей, пели, выпивали гоголь-моголь, замешанный на бренди, ели бисквиты, копченую лососину, сладкие хлебцы и все вкусности, приготовленные в праздничной духовке. Колядки продолжались несколько дней у всех домов в деревне, кроме одного. По молчаливому согласию все обходили темный дом на холме. Старый дом Хадли.

Габри в своем викторианском плаще и котелке возглавлял колядующих. У него был красивый голос, но ему хотелось невозможного. Каждый год Рут Зардо приходила в бистро в качестве Рождественского деда (по мнению Габри, ее выбирали, потому что ей не нужно было отращивать специальную бородку), и каждый год Габри забирался ей на колени и просил даровать ему мальчишеское сопрано, и каждый год Рождественский дед предлагал лягнуть его в рождественские яйца.

Каждое Рождество месье и мадам Вашон устанавливали у себя на газоне старые рождественские ясли, дополненные младенцем Иисусом в ванне. Вокруг ванны стояли три волхва и пластмассовые домашние животные, всех их постепенно засыпал снег, а весной они появлялись в прежнем виде – еще одно чудо, пусть в него верили и не все обитатели деревни.

Билли Уильямс впрягал своих першеронов в ярко-красные сани и возил ребят по деревне и холмам, усыпанным снегом. Дети жались друг к другу под старой накидкой из медвежьей шкуры, грели руки о кружки с горячим шоколадом, а величественные серые гиганты тащили их уверенным, размеренным шагом, словно отдавая себе отчет в том, какой драгоценный груз везут. В бистро родителям предлагали места у окон, где они могли прихлебывать теплый сидр и смотреть, как их дети исчезают на рю Дю-Мулен, после чего родители отворачивались от окон и наслаждались теплым интерьером с его подвыцветшими обивками, разнородной мебелью и открытыми сердцами.

Клара и Питер закончили украшать дом, разложили хвойные ветки в кухне, поставили здоровенную елку в гостиной. В их доме, как и во всех остальных домах, пахло хвоей.

Все подарки были завернуты и положены под елку. Клара разглядывала их каждое утро, в восторге оттого, что наконец-то, благодаря завещанию Джейн, подарки были не с уильямсбургской свалки. Наконец-то они обменивались подарками, которые не нужно было дезинфицировать. Питер повесил носки на каминную полку. Песочное печенье в духовке запекалось в виде звездочек, деревьев, снеговиков, украшенных серебряными шариками, подозрительно похожими на охотничью дробь. Питер в гостиной каждый вечер перед колядованием разводил огонь в камине и читал книги, а Клара бренчала на пианино, фальшиво напевая рождественские песенки. На протяжении нескольких вечеров заходили Мирна или Рут, Габри или Оливье – здесь их всегда ждала выпивка и закуска.

И вдруг, они и опомниться не успели, наступил канун Рождества и им нужно было отправляться на праздничную вечеринку к Эмили. Но сначала они должны были посетить полуночную службу в Святом Томасе.

«Ночь тиха, священна ночь», – пели прихожане скорее с огоньком, нежели с талантом. Эта рождественская песенка напоминала старинную морскую припевку «Что нам делать с пьяным моряком». Запевал своим прекрасным тенором, естественно, Габри. Или, по крайней мере, давал всем понять, что они бродят по музыкальным джунглям либо потерялись в море. Всем, кроме одного. Из задней части этой деревянной церкви доносился голос такой исключительной чистоты, что даже Габри отходил на второй план. Детский голос воспарял откуда-то с задней скамьи и смешивался с неуверенными голосами прихожан, витал над ветвями остролиста и ели, которые были разложены повсюду членами Общества женщин англиканского вероисповедания, чтобы у празднующих возникало впечатление, будто они находятся вовсе не в церкви, а в лесу. Билли Уильямс прикрепил к балкам голые кленовые ветки, а женщины-англиканки во главе с Матушкой попросили его прикрутить к веткам гирлянды маленьких лампочек, которые создавали иллюзию небес, сверкающих звездами над этой небольшой группой верующих. Церковь была полна зелени и света.