Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс Лихт

Однако даже сладостная брачная ночь, или, как красиво определяли ее греки, «ночь тайн», подходит к концу, поскольку смертному не дано, как Зевсу, отцу богов и людей, когда он возлежал с Алкменой, приказать солнцу не всходить в течение трех дней, так чтобы ночь длилась 72 часа. В такую ночь Зевс зачал Геракла (Лукиан. Разговоры богов, 10).

На следующее утро молодые просыпались под радостную песнь и принимали подарки от родственников. Новобрачная снимала свадебную фату, которую она посвящала Гере, покровительнице новобрачных. В этот день застолье продолжалось в доме отца жениха или в его собственном доме, но теперь уже женщины, а следовательно, и молодая жена, не принимали в нем участия, однако по обычаю блюда для этого застолья готовила молодая жена, впервые выказывая свое умение в приготовлении пищи. Смысл этого обычая прост. В брачную ночь муж исполнил супружеские обязанности, теперь же он принадлежал своим друзьям и родственникам, а жена должна была исполнять свои обязанности на кухне. Поскольку и это застолье сопровождалось многочисленными шутками и весельем, оно было завершением брачной церемонии, сюда приглашали как можно больше гостей в качестве участников.

Можно вкратце описать дальнейшую жизнь пары новобрачных. Теперь жена в основном оставалась в гюнеконитиде (на женской половине), под которой следует понимать все помещения подчиненного ей домашнего хозяйства. Отныне лишь спальня и гостиная были общими помещениями для супругов, при условии, что в доме не было гостей мужского пола. Теперь женщины не присутствовали при приеме пищи, если в доме собирались друзья мужа, и из этого никогда не делалось исключения, если только жена не хотела прослыть куртизанкой или женщиной легкомысленной. При таком подходе, как было принято думать, удовольствие от интеллектуальной застольной беседы стократ возрастало, и это ясно для каждого, кто когда-либо размышлял о характере разговора в присутствии дам и о том, сколько скабрезных историй рассказывают мужчины друг другу, удаляясь в курительную комнату. Да, «галантность» была не знакома мужчине в Древней Греции, но зато он знал, как правильно наладить свое домашнее хозяйство.

Хотя считалось, что женщина не предназначена для участия в застольных беседах мужчин, приоритетом которых оставались интеллектуальные ценности, однако на женщину возлагались гораздо более важные обязанности, а именно воспитание мальчиков до той поры, пока не наставало время давать им чисто мужское воспитание, и девочек – вплоть до их замужества. Для того чтобы показать, насколько уважительно муж относился к обязанностям своей жены, мы приведем лишь прекрасное высказывание из произведения Стобэя «Цветник» (79, 13): «Божество открывает нам себя в матери более, чем в чем-либо другом».

В задачу этой книги не входит подробный рассказ о дальнейших обязанностях жены – хозяйки всей движимой и недвижимой собственности в доме, рабов и рабынь, обязанностей по кухне, ухода за больными и всего того, что до сих пор находится в распоряжении жены.

Мнение о том, что греческая жена всегда оставалась несчастной Золушкой, прикованной к горшкам, а муж – полновластным хозяином в доме, в корне неверно. «Вилой природу гони – она все равно возвратится», – говорит Гораций в известном пассаже. И это в полной мере относится к греческой женщине. Женская природа неизменна во все времена. Было три обстоятельства, которые способствовали тому, что и в те времена некоторые женщины получали физическое и моральное преимущество перед мужчинами: интеллектуальное превосходство, либо врожденное стремление к власти, сопровождаемое женской утонченностью, либо очень богатое приданое. Примером может служить небезызвестная Ксантиппа, жена Сократа, чье имя стало нарицательным – хотя она была прекрасной хозяйкой и никогда не выходила за границы ей положенного; и все-таки сварливость, видимо, не была столь уж редким явлением, как ясно следует из того факта, что в мифологии – истинном отражении людских страстей – мы находим ее прототип в царице Лидии Омфале, которая унизила величайшего и самого славного греческого героя Геракла до того, что низвела его до зависимого положения, так что, одетый в женское платье, выполнял он у ее ног женскую работу, а она, нарядившись в львиную шкуру, размахивала перед ним, съежившимся от страха, палицей, придавив сандалией его могучую шею. Эта сандалия стала символом унижения женатого мужчины, который находится «под каблуком». Обувь идет в ход и когда разъяренная замужняя женщина начинает учить своего мужа манерам, поскольку найти крепкую дубинку в Греции было бы затруднительно – бамбук из тропических стран еще не был туда завезен.

Понятно, почему замужних женщин часто называли empusae или lamiae: эти слова, как известно, обозначали ведьму и колдунью (одна из них с бронзовой ногой, другая – с вонючим задом), а уродливую старуху называли каргой.

Общественное мнение греков не видело греха в том, чтобы мужчина, устав от монотонной жизни с женой, искал перемен в объятиях хорошо образованной и любезной куртизанки или в обществе хорошенького мальчика. Супружеская неверность, как мы ее понимаем, никогда не осуждалась древними греками, ибо в те времена мужу это не приходило в голову. О том, что сама идея брака связана с отказом от эстетического удовольствия, еще меньше думала его жена. Греки, следовательно, были не менее, а более нравственны, поскольку признавали за мужчиной полигамные склонности, в соответствии с которыми те и поступали, мы же, обладая точно такими же знаниями, трусливо прячемся за установленные правила, считая одну склонность естественной, а другую – тайной и греховной. В то же время не стоит забывать, что была немногочисленная группа людей, которая требовала соблюдения верности в браке со стороны мужа и жены. Нарушение верности влекло за собой для мужа лишение гражданских прав в случае, если женатый мужчина «имеет связь с другой женщиной или с мужчиной»; но, во-первых, такие голоса были немногочисленны, а во-вторых, мы не имеем свидетельств, чтобы это требование выполнялось на практике. Скорее это зависело от стечения обстоятельств, на которые комически негодует восьмидесятичетырехлетняя рабыня Сира в «Купце» Плавта: «По тягостным живут законам женщины, / И к ним несправедливей, чем к мужчинам, он. / Привел ли муж любовницу без ведома / Жены, жена узнала – все сойдет ему! / Жена тайком от мужа выйдет из дому – / Для мужа это повод, чтоб расторгнуть брак. / Жене хорошей муж один достаточен – / И муж доволен должен быть одной женой. / А будь мужьям такое наказание / За то, что в дом привел к себе любовницу / (Как выгоняют женщин провинившихся), / Мужчин, не женщин, вдовых больше было бы!»[25]

Можно также упомянуть и рассказ в романе Ахилла Татия (III в. н. э.) «Левкиппа и Клитофонт» о так называемом испытании на невинность. Он рассказывает, что в Эфесе был грот, который Пан посвятил девственной Артемиде и в котором он повесил свою флейту, с тем чтобы в этот грот могла войти лишь девственница. Если же девушка подозревалась в малейшем обмане, ее запирали в гроте. В случае ее невинности флейта звучала громко, вход открывался сам собой, и девушка покидала пещеру уже очищенная от подозрений. В противном случае флейта молчала, слышался тяжкий стон, вход был открыт, но девица исчезала. Элиан в «Пестрых рассказах» излагает подобную историю о пещере дракона неподалеку от Ланувия. Нельзя утверждать, что рассказ Плутарха (Ликург, 15) о чистоте спартанских браков основан на истине, однако он очень характерен: «Часто вспоминают, например, ответ спартанца Герада, жившего в очень давние времена, одному чужеземцу. Тот спросил, какое наказание несут у них прелюбодеи. «Чужеземец, у нас нет прелюбодеев», – возразил Герад. «А если все-таки объявятся?» – не уступал собеседник. «Виновный даст в возмещение быка такой величины, что, вытянув шею из-за Тагиета, он напьется в Эвроте». Чужеземец удивился и сказал: «Откуда же возьмется такой бык?» – «А откуда возьмется в Спарте прелюбодей?» – откликнулся, засмеявшись, Герад»[26].