Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В Москве говорили, что Людмиле ЯКОВЛЕВОЙ возможность быстрого отъезда в Париж устроил МАЯКОВСКИЙ или её приятель СТРОЕВ (известный эксперт по старинным вещам). Людмила в Москве в последнее время работала в цирке в качестве гёрлс».
Татьяна писала матери в Пензу:
«Только что получила от Маяковского книги, а вслед телеграмму, что он не получает моих писем. Это совершенно непонятно…»
Тем временем неделя «без Яншина» быстро пролетела, и Веронике пришла пора ехать к мужу. Она потом писала:
«Очень ясно помню мой отъезд в Казань.
Владимир Владимирович заехал за мной на машине, поехал с нами и отец Яншина, который хотел почему-то обязательно меня проводить, я была этим очень расстроена, так как мне хотелось быть вдвоём с Владимиром Владимировичем…
Владимир Владимирович всё время куда-то бегал, то покупая мне шоколад, то говорил:
– Нюрочка, я сейчас вернусь, мне надо посмотреть, надёжная ли морда у вашего паровоза, чтобы быть спокойным, что он вас благополучно довезёт.
Когда он ушёл покупать мне журнал в дорогу, отец Яншина недружелюбно сказал:
– Вот был бы порядочным писателем, писал бы по-человечески, а не по одному слову в строчке, – не надо было бы тогда и журналы покупать. Мог бы свою книжку дать в дорогу почитать».
А что происходило в тот момент с Лили Брик?
Она решила немного попутешествовать. Вместе с Юсупом Абдрахмановым.
Аркадий Ваксберг:
«Лиля отправилась с Юсупом (конец июня) на своём "Рено" в Ленинград – показывать "дикому киргизу" красоты Северной Пальмиры. За рулём сидел шофёр Афанасьев, …а формальной целью поездки была покупка двух пар модных туфель, специально изготовленных для неё каким-то петербургским умельцем: найти для себя подходящую обувь в уже отринувшей нэп Москве Лиля никак не могла».
Василий Васильевич Катанян тоже написал про эту прогулку в город на Неве Лили и Юсупа:
«Не снимая расшитой бисером тюбетейки, он ездил с нею в Ленинград, они ходили в музеи, гуляли в Павловске… Он дарил ей сюзане, которые она очень любила».
Как на эту поездку отреагировал Маяковский, воспоминаний не сохранилось.
Начало июля 1929 года в «Хронике жизни и деятельности Маяковского» представлено очень туманно, почти без подробностей. Поэтому обратимся к воспоминаниям современников и современниц поэта.
Павел Лавут:
«"Стихи о советском паспорте" были написаны в начале июля 1929 года и сданы поэтом в журнал "Огонёк". Но, по невыясненной причине, были опубликованы лишь после смерти – 30 апреля 1930 года. Часто ошибочно считают, что "Стихи о советском паспорте" не печатались при жизни поэта вовсе. На самом деле они были опубликованы в сборнике "Туда и обратно" в конце 1929 года».
Наталья Брюханенко:
«В июле… я услыхала от Маяковского, что он собирается написать роман в прозе под названием "Двенадцать женщин".
– Уже эпиграф к нему готов и даже договор с Госиздатом заключён, – сказал он.
Роман этот он так никогда и не начинал писать – узнала я позже, – но эпиграф мне очень понравился, и я запомнила его так:
О, женщины! / Глупея от восторга,
я вам / готов / воздвигнуть пьедестал.
Но… / измельчали люди… / и в Госторге
опять я / пьедесталов / не достал».
Кто знает, а может быть, Маяковский не стал писать этот роман потому, что последние события в «семье» перечеркнули все его планы и намерения?
17 июня 1929 года редколлегия Госиздата известила рефовцев, что издательство готово выпустить два их альманаха по 10–12 листов каждый.
А Литературный центр конструктивистов (ЛЦК) опубликовал очередную программную книгу, которой дал название в одно слово: «Бизнес». Корнелий Зелинский в ней писал:
«Бизнесмен – человек дела – вот герой нашего времени! Такова исходная точка конструктивизма!»
По воспоминаниям Зелинского, встретившись с ним, Маяковский сказал:
«Маяковский. – Видел, видел ваш "Бизнес" с красными очками на обложке, а позади – фотографию Нью-Йорка.
Зелинский. – Ну и что?
Маяковский. – Это те очки, которые вы хотите втереть рабочему классу, но это вам не удастся».
Об отношении группы конструктивистов к бывшим лефовцам написал Илья Сельвинский:
«Поверхностная агитационность лефовцев, отрицание ими классической культуры (Пушкина etc), чрезвычайная вульгаризация идеи борьбы за сегодняшний день, сведение задач поэзии к задаче обслуживания текущего момента – всё это во многом обусловило отрицательную реакцию группы».
Поэт-конструктивист Николай Адуев напечатал в «Бизнесе» стихотворение «В.В.Маяковскому до востребования» (некоторые строки и четверостишия из него мы уже приводили). В нём говорилось:
«Заглянем же правде прямо в лицо:
В свой фарватер для вящего украшения
Леф пытается втянуть посторонних гребцов
Как воронка после кораблекрушения.
Но гребцы отвечали корректно: "мерси!"
И умчались, свернув эпиграммною пеной,
И так как этот фокус не удалси,
То поднять свой престиж вы решили поэмой.
Но и этот номер не прошёл,
Ибо ещё Прутков сказал:
"Узрев на плохих стихах – «Хорошо», —
Не верь своим глазам!"
А журнал! Что ни месяц – он кашлял бездарней
Несмотря на свои фото-завороты
И вообще – что же это за "фронт" – без армий,
А с одной не под рост подобранной ротой?
И видя – что прошлого не вернуть,
А в будущее не имея веры,
Леф начал тихо и плавно тонуть,
А вы – принимать свои срочные меры.
Но гибель Лефа – не всемирный потоп,
И вы, Владимир Владимрыч, не плачьте,
Что корабль поэзии русской – потоп,
И лишь вы торчите подобно мачте».
Издательский работник Михаил Яковлевич Презент записывал в дневнике: