Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева

И я мечтаю хоть денек пожить по-человечески. — Нажават завернула девочку в подол своего потерявшего цвет платья, превратившегося в лохмотья, и приложила ребенка к груди.

— Вай, бедняжка, какая голодная! Послушай, как же мы ее назовем?

— Вабабай! Наверное, шайтаны уже дали ей имя!

— Назовем ее, как мать, — вздохнула Нажават. — Золотая была женщина. Все несчастья, которые посылала ей судьба, принимала без стона и слез.

— Пусть будет так, — согласились женщины.

— Зубаржат! Зубаржат! Зубаржат! — трижды произнесла Нажават в ушко ребенка.

Через день умер от тифа отец девочки. У нее остались две сестры, которых она помнит уже взрослыми и всегда насмехающимися над ней.

Зубаржат подняла крышку с эмалированной кастрюли, взяла еще кусочек хлеба, сорвала с него корку и стала жевать. «Чем же Шарип похож на Мажида? Не знаю, но я сразу вспомнила его, посмотрев на этого парня. То ли голосом напомнил его, то ли улыбкой… Правду говорят, что настоящая любовь приходит один только раз. После того как умер Мажид, остыло сердце, не знала душа ни боли, ни радости».

В памяти Зубаржат оживает горный аул. Вот она бежит в горы в ситцевом платье и цветастом, как луг, гурмендо. На ней черные бархатные чувяки, вышитые золотыми нитками. Темно-синее небо словно под тяжестью серебряных бус-звезд, рассыпанных по нему, опустилось низко-низко и почти касается снежных вершин. Звезды искрятся и манят к себе, отражая синеву и золото снега. Девушка бежит по тропинке-спирали и останавливается, только когда под ногами скользит камешек. Камешек уносит за собой еще несколько. Этот шум сначала пугает ее, а потом успокаивает. Ей любопытно, добегут ли камни до ущелья. Она не помнит, сколько холмов и вершин оставила позади, помнит только, как бешено забилось в груди сердце, когда она увидела дорогу Шураса нух — дорогу из Шура. Она вела в сторону училища, где учился ее возлюбленный Мажид. В тот день Мажид должен был приехать. Тогда в ее волосах сверкала утренняя роса, выплаканная небом, а солнечный гребень причесывал их…

Зубаржат издали увидела машину. Вот Мажид выпрыгивает из кузова и стоит на месте, приложив руку козырьком ко лбу, смотрит на Зубаржат. Она машет ему своим гурмендо. Ветер развевает платок. Мажид устремляется навстречу, точно воин к знамени, точно молодой орел в страстном порыве. А она, размахивая платком, бежит к нему, не чувствуя под собой земли, и мечтает прямо на бегу броситься ему на грудь. Но когда расстояние между ними становится совсем маленьким, Зубаржат застывает на месте. И тогда Мажид протягивает к ней руки… В его глазах тонут солнце, реки, горные вершины; в них отражается счастливое лицо девушки. Качается под ногами земля и наклоняется небесный свод.

— Горы, принимайте меня в свои владения! — кричит он, и эхо повторяет: «Горы-ы-ы!..»

…— Тетя Зубаржат, о чем ты задумалась? Лучше скажи, что тебе налить? — спросил Шарип. — А тебе, дорогая, чай и молоко, — нежно обнял он жену.

— Мне по-солдатски, — очнулась от воспоминаний Зубаржат.

— Хорошо, и я с сухим вином не дружу. Мы с тобой, тетя, оба солдаты, — Шарип разлил водку в стопки.

— Не забывайте, что я — будущий врач, — вставила Саидат, — и если я не служила в армии, как ты, то это не значит, что со мной и поговорить нельзя…

— Ну ладно, ладно, берем и тебя в свою компанию! Твое здоровье, тетя Зубаржат! Пусть все добро, что отдало людям твое сердце, умножится вдесятеро и вернется к тебе!

— Спасибо, сынок! Я считаю, что судьба меня не обидела.

— Налить тебе чайку? — Шарип взял чашку и вышел из комнаты.

— Посмотрю, не проснулся ли Мажид, — встала Саидат.

«И мы бы с Мажидом были счастливы, — подумала Зубаржат. — Но воля судьбы — ничего не поделаешь».

Навсегда осталась в ее памяти та ночь. Тогда она жила у сестры Калимат в горах. Кто-то постучал в окно. Стук был знакомым: два раза тихо и один раз громко. Она почувствовала в этом стуке что-то тревожное. Осторожно отворила окно. Это был Мажид.

— Выйди на минутку!

— Что случилось?

Мажид оперся рукой о подоконник и очутился в комнате.

— Ты что? — сдавленным шепотом произнесла Зубаржат и отодвинулась в угол. — Вдруг сестра проснется?

— Ну и пусть просыпается. — Он чиркнул спичкой. Зубаржат увидела прямо перед собой лицо Мажида. Оно было искажено отчаянием. Его потемневшие от горя и гнева глаза испугали ее.

Он поднял стекло лампы и зажег фитиль. Зубаржат сжалась в комок.

— Да не бойся меня, — он сел на край тахты и закрыл лицо руками. — Зубаржат, ты, оказывается, сестра мне!

— Сестра?!

— Да, моя мать кормила тебя грудью вместе со мною.

— Ну и что? — До девушки не дошел истинный смысл его слов.

— А то, что ты никогда не будешь мне невестой! Ты пойми, мы не сможем пожениться! Нам не разрешат!

Зубаржат молчала. Ей это давалось трудно, потому что в ее горле застыл горестный вопль. Мажид посидел еще немного, опустив голову, потом поднялся, ступил на подоконник и шагнул в темноту.

Зубаржат не выходила из комнаты три дня. Она лежала на постели в том же ситцевом платье и чулках. Когда же на четвертый день Калимат вошла в комнату, то увидела, что она пуста, постель аккуратно заправлена, а на подушке лежит записка:

«Милая сестра, прости, не могу больше жить в ауле. Не волнуйся, ничего дурного я не сделаю, вас не опозорю. Пройдет время — сообщу о себе. А пока не ищите меня!»

До города Зубаржат добралась на попутных машинах. Он показался ей чужим, неприветливым, даже чуть-чуть враждебным. Люди вокруг бежали, спешили как на пожар. Зубаржат совсем растерялась. Весь день она стояла то перед одним, то перед другим домом и смотрела на чужие окна. А когда наступил вечер, свернулась калачиком на маленькой скамеечке у чьих-то голубых ворот и заснула. Утром, открыв глаза, она увидела пожилую женщину, которая стояла перед ней и что-то говорила на непонятном языке. Зубаржат в ответ только качала головой. Тогда женщина взяла ее за руку и повела в дом. Зубаржат, дрожа от страха и холода, пошла следом за ней. Их встретила молодая девушка, почти ровесница Зубаржат. В этом незнакомом доме ее угощали хлебом и помидорами, какими вкусными они были, как сладок был чай!

— Меня зовут Надя, маму — Елена Петровна, а тебя? — спрашивала Надя и жестикулировала, чтобы Зубаржат поняла ее. Но все было напрасно.

А вечером Надя привела с собой аварку Патимат, с которой вместе работала на фабрике. Она и помогла девушкам поговорить. Надя устроила Зубаржат к