Ученик - Микаэль Юрт

– Откуда вы звоните? – только и смог выдавить он.

– Неважно. Вы сделали то, о чем я просил, так что у вас есть право на вопрос.

Харальдссон слышал каждое слово. Слышал, но не понимал.

– Что?

– Я держу свое слово, Тумас. Вы ответили «да», что мне и требовалось, и за это вы получите ответ на один вопрос.

– Что вы…

– Тумас, подождите, – перебил его Эдвард. Харальдссон сразу умолк. – Я не могу решать за вас, – мягко продолжил Эдвард, – но я бы на вашем месте спросил: «Где моя жена?».

Харальдссон закрыл глаза. Под веками сверкало. Он боялся, что упадет в обморок. Этого допускать нельзя. Иначе он никогда не узнает. По щекам потекли неслышные слезы.

– Где моя жена?

Голос едва слушался. Хинде начал рассказывать.

* * *

Окна стояли открытыми во всей квартире.

Тем не менее было жарко.

Липко.

Душно.

Ванья сидела на диване и переключалась с канала на канал. В такое время суток никто не передает лучших программ, это было до боли очевидно. Она выключила телевизор, бросила пультик на диван рядом с собой и подтянула к себе лежавшие на столе экстренные издания обеих вечерних газет. В «Экспрессен» было десять страниц о задержании Ральфа Свенссона. Не считая первой страницы, которую украшала крупная фотография его лица. Без маски, под заголовком: «ОН И ЕСТЬ ЛЕТНИЙ МЯСНИК». Если хорошенько приглядеться, можно было увидеть, что на самом верху страницы значительно более мелкими буквами напечатано: «Полиция подозревает». Ральфа еще не осудили, даже не арестовали, насколько знала Ванья, но уже выставили напоказ. Ограничения на публикацию имени и портрета не соответствовали духу времени. Установление личности на ранней стадии и незамедлительная публикация имени и фотографии осуществлялись в «интересах общественности». Это означало, что никто не готов платить за массу пикселей. Помимо того что лично она считала это неэтичным, это еще иногда затрудняло им работу. Опознание подозреваемого свидетелями сразу обесценивалось, если он смотрел с каждой рекламы газеты. Фотография на первой странице «Экспрессен» взята с паспорта Ральфа. Не слишком лестная. Он выглядел примерно таким же безумным, как и все остальные на своих паспортных фотографиях. Внутри газеты имелась вся история его жизни. Больная мать, заново женившийся отец, новая мать, добрые родственники, переезды, деньги, работа и школы. Они отыскали нескольких его бывших одноклассников, которые запомнили Ральфа Свенссона тихим и замкнутым. Немного странным. Плохо идущим на сближение. По большей части одиноким. Возможно, все верно, Ванья об этом ничего не знала, но ее интересовало, те же ли ответы получила бы газета, если бы журналисты позвонили и сказали, что Ральф Свенссон получил Нобелевскую премию, а не подозревается в серии убийств. Это как бы вписывалось в картину. Одинокий волк. Отшельник. Чудак. Ванья полагала, что бывшие одноклассники, которые наверняка за последние двадцать лет даже ни разу не вспомнили о Ральфе, просто-напросто подпали под воздействие ожиданий. После полного жизнеописания Ральфа, исключая его возможные мечты, надежды, желания и прочие отвлекающие моменты, способные его очеловечить, следовал столь же большой материал об Эдварде Хинде. Им повезло, журналистам, что Ральф оказался имитатором. Они получили возможность еще раз опубликовать новости 1996 года. Читать все это Ванья была не в силах. Отбросив газету, она встала и пошла на кухню. Выпила стакан воды. Часы показывали чуть больше половины седьмого. До захода солнца оставалось еще часа два, но на улице уже хотя бы начало становиться приемлемо. В открытое окно проникал теплый ветерок.

Ванья не находила себе места.

В обычных случаях, когда они заканчивали расследование, наступала приятная усталость. Как будто тело и мозг, наконец, получали возможность отдохнуть после недель напряжения. Расслабиться. Обычно в такие дни она довольствовалась тем, что съедала пиццу, выпивала слишком много вина и просто валялась на диване. Но на этот раз нет.

Они взяли того, кого надо, в этом она не сомневалась. Себастиан Бергман полностью удален – тоже нечто положительное. Она не могла себе представить, чтобы он сумел еще раз к ним пробраться. Торкель ясно дал понять, что с него хватит, даже с самого Себастиана, похоже, хватило. Так что в целом хорошая работа. Хороший день. Так почему же она не может расслабиться?

Потому что не все хорошо. Между ней и Билли. Теперь, когда расследование вошло в более спокойную фазу, она могла больше сосредоточиться на их в конец разлаживающихся отношениях. С тех пор, как она сказала в машине, что является лучшим полицейским, чем он, они, естественно, были напряженными. До того, по правде говоря, тоже, но после ее выпада в машине началась открытая война.

Она, по крайней мере, воспринимала это именно так. Он заварил эту кашу, но она своим дурацким комментарием подлила масла в огонь, и заканчивать ссору ей. Она, во всяком случае, протянет руку. Билли слишком важен для нее, чтобы пускать дело на самотек. Если так будет продолжаться, один из них непременно постарается уйти из команды, в этом она не сомневалась. А этого ей совсем не хотелось. Необходимо нормализовать положение. Она пошла в гостиную и взяла мобильный телефон.

Мю открыла духовку и вынула оттуда свиное филе, запеченное с овечьим сыром. Билли поставил на стол блюдо с кус-кусом и слегка обжаренными овощами. Ужин получился ранним. Когда ему предоставили свободный вечер, они решили сходить в театр. Изначально идея принадлежала не ему, но решение они приняли вместе. Билли совсем не знал труппу, которая, по сведениям Мю, давала на этой неделе четыре вечерних представления. Называлась она «Спайманки». Английская театральная группа. Мю сказала, что это физический театр. Билли не мог себе представить, что это такое. Это не вызывало у него никаких ассоциаций.

– Как смесь из «Монти Пайтон»[47] и Сэмюэла Беккета[48].

О’кей, одно сравнение он понял. Группа «Монти Пайтон» ему нравилась. По крайней мере, кое-что из их номеров. Не все. От них слегка отдавало нафталином. Но вроде бы была очередь Мю выбирать, что им делать. В последний раз фильм выбирал он. Кроме того, он много работал, и они редко встречались. Ради ее общества он способен выдержать немножко британского телесного юмора. Он налил им с Мю вина и сел за стол. С тех пор как он познакомился с Мю, его привычки питаться улучшились на тысячу процентов. Ему это нравилось. Когда дело касалось Мю, ему нравилось многое. Собственно говоря, все. Зазвонил телефон. Билли посмотрел, кто это. Ванья.

– Придется ответить.

– Ладно. Только не застрянь.

Билли встал и вышел в другую комнату. Он не рассказывал Мю об их с Ваньей разговоре в машине. Они обе ему нравились. Ему хотелось, чтобы они тоже нравились друг другу. А шансы на это основательно уменьшились бы, узнай Мю об их перебранке, которая уже так многое испортила. Усаживаясь на диван, он ответил, назвав свое имя.