Слуга Империи - Раймонд Фейст

По залу прокатился шелест голосов, когда на нижней галерее появился молодой вельможа, сопровождаемый шестью стражниками в алых с серым доспехах. Он занял одно из наиболее почетных мест напротив центрального возвышения. Множество голов повернулось к нему, когда он знаком подозвал своего советника, обменялся с ним несколькими фразами и тот без малейшей заминки поспешил вверх по ступеням туда, где Мара все еще беседовала с пожилым аристократом.

Приближающаяся волна шепотков подсказала Кевину, что происходит нечто значительное.

Советник отвесил Маре поклон.

— Госпожа властительница Акомы, мой господин желает уведомить тебя, что дом Кеда готов исполнить любое обязательство, принятое от его имени.

Мара слегка наклонила голову, и советник удалился. Эта короткая сценка произвела глубокое впечатление на человека, чья беседа с Марой оказалась столь ненадолго прерванной. Вся его повадка разом изменилась, и если раньше он держался с Марой несколько свысока, то теперь его манеры стали попросту раболепными. Более того, не прошло и минуты, как несколько других властителей рангом помельче спустились со своих галерей, чтобы перемолвиться словечком с властительницей Акомы.

Кевин не уставал дивиться поворотам подводных течений цуранской политики. Мара чем дальше, тем ощутимее становилась центром внимания. Теперь, когда вожди Пяти Великих Семей сгинули в чуждом мире, наиболее крупные кланы оказались втянутыми каждый в свои собственные междоусобицы. Для менее значительных семей внутри этих кланов, а также для более мелких кланов внутри Совета это открывало кое-какие возможности: поторговаться, дать обещание и заручиться поддержкой. Если соперничество могучих выливалось в армейские вылазки одного властителя против другого, то более слабые дома оказывались вынуждены либо держаться вместе, либо искать мощных покровителей. Заключались соглашения, устанавливались перемирия, оговаривались уступки, сделанные по доброй воле или под давлением силы; имущество переходило из рук в руки под видом залогов или подарков.

Когда дело шло уже к полудню, Кевин сообразил, что Маре до сих пор ни разу не понадобилось покинуть свое кресло: заинтересованные стороны сами искали ее общества, что не ускользнуло от внимания и других группировок. Инродака и Экамчи часто поглядывали на пустующее место Минванаби; господа из клана Ионани, улыбаясь, отпускали какие-то замечания в разговоре с Текумой Анасати; впрочем, сам он сохранял каменно-неподвижное лицо.

Перед самым полуднем явился отряд солдат, доспехи которых являли собой сочетание пурпурного и желтого цветов. В сопровождении этого эскорта стройный юноша с привлекательным, хотя и угрюмым лицом прошествовал к креслу, принадлежащему семье Ксакатекас. Наследник властителя Чипино занял свое место в Совете с тем же холодным самообладанием, какое было свойственно его отцу. Увидев новоприбывших, Мара захлопнула веер и на мгновение прижала его ко лбу. Кевин чувствовал ее горе, но сейчас не мог ей помочь. Ему оставалось лишь неподвижно стоять за креслом госпожи и наблюдать за происходящим; но и он с болью душевной подумал о том, до чего же этот мальчик Ксакатекас похож на своего погибшего отца.

Трое властителей вежливо дожидались, пока Мара обратит на них внимание. Она взяла себя в руки и развлекала их забавными историями все то время, которое потребовалось властителям клана Ксакала, чтобы представиться наследнику их прежнего предводителя.

Наконец наступило временное затишье. Мара поманила за собой Люджана и спустилась по пологой лестнице, чтобы оказаться перед главой семьи Ксакатекас. Вблизи Хоппара выглядел точной копией отца, хотя его глаза и волосы отличались более светлым оттенком, а изящество сложения явно было унаследовано от матери Изашани. Но осанкой и манерой держаться он безусловно пошел в Чипино. Он поднялся на ноги, церемонно поклонился и спросил:

— В добром ли ты здравии, Мара из Акомы?

Кровь бросилась в лицо Мары. Задав вопрос о ее здоровье прежде, чем она смогла что-то сказать, Хоппара признал перед всеми, что Мара занимает в обществе более высокое положение, чем он сам! По крови он принадлежал к одной из Пяти Великих Семей, и потому его приветствие следовало воспринимать просто как дань учтивости, но получилось так, что этот мимолетный жест возымел самые ошеломляющие последствия. Еще не собравшись с духом, чтобы найти должную форму для ответа, Мара уже приметила некоторую суматоху на галереях. Господа, находившиеся поблизости от властителя Ксакатекаса, взирали на нее чуть ли не с благоговейным восторгом, тогда как другие, разместившиеся по другую сторону от помоста, созерцали это с самыми кислыми минами.

В ответе Мары звучала искренняя теплота:

— Я здорова, властитель Ксакатекаса. Горе твоей семьи — это горе Акомы. Твой отец умножил славу своего дома и клана, и более того — всей Империи. Он отважно защищал границы Цурануани и оказал Акоме честь, разрешив нам видеть в нем своего союзника. Если бы ты причислял мой дом к друзьям семьи Ксакатекас, я относилась бы к этому как к почетной привилегии.

Хоппара умудрился приветливо улыбнуться, хотя при всем желании не смог стереть с лица следы горя:

— Госпожа, я сочту за честь, если ты согласишься сегодня отобедать со мной.

Мара церемонно поклонилась, давая понять, что она принимает приглашение. Обратный путь к своему креслу оказался для Мары неожиданно долгим, поскольку ее то и дело задерживала волна очередных льстецов, и пока первый советник из дома Ксакатекасов не явился, чтобы проводить ее к столу, у нее не было ни секунды свободной.

* * *

Апартаменты семьи Ксакатекас в Имперском дворце размерами превышали покои Акомы по крайней мере вдвое. Ковры и старинные редкости поражали великолепием; мебель черного лака составляла изысканный контраст с оттенками бледно-лилового, пурпурного и кремового цветов. Певчие птицы в подвесных клетках наполняли комнату пением и трепетанием ярких крылышек. Сразу почувствовав во всем этом тонкий вкус госпожи Изашани и ее любовь к удобству, Мара с облегчением расположилась на мягких высоких подушках. Слуги были здесь вымуштрованы властителем Чипино, и один из них состоял на службе во времена кампании в Дустари. Уже знакомый с привычками Мары, он подал для ополаскивания рук чашу с водой, куда были подмешаны именно те благовония, которые она предпочитала. После омовения Мара грустно задумалась о старом властителе; тем временем Кевин нашел себе место на полу, у нее за плечом.

Хоппара сбросил свою тяжелую мантию, слегка взъерошил рукой плотно уложенные волосы и уселся напротив Мары за низеньким столом, который был сервирован редкими яствами. Он вздохнул, поддернул кверху рукава, обнажив сильные загорелые руки, и предоставил их в распоряжение своего личного раба-телохранителя, который также ожидал распоряжений, пристроившись у локтя хозяина.

Когда раб закончил омовение господских рук, молодой властитель, не таясь, перевел взгляд на бородатого варвара, который, словно тень, сопровождал Мару.

Кевин столь же пристально уставился на молодого аристократа. Хоппара поднял брови: