Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

Марио внимательно всмотрелся в спутника и сказал:

— Последний раз я имел честь видеть вас в Бурже четыре года назад на крестинах монсеньора герцога Энгьенского.

— Так вы, значит, молодой граф де Буа-Доре?

— Да, господин аббат Пулен, — ответил Марио и еще раз поднес руку к полям своей украшенной перьями шляпы.

— Счастлив видеть вас таким, господин граф, — сказал священник из Брианта. — Вы выросли, стали красивее и, думаю, достоинств у вас прибавилось, судя по вашим манерам. Но не называйте меня аббатом, так как, увы, я им не являюсь и, вероятно, никогда не стану.

— Я знаю, что принц никогда не соглашался на ваше назначение, но я полагал…

— Что я нашел аббатство получше, чем аббатство Варенн? И да, и нет! Ожидая какого-нибудь назначения, я покинул Берра и волею случая оказался на службе у отца Жозефа, которому предан душой и телом. Так что теперь я связал свою судьбу с кардиналом. Могу вам сказать, но между нами, что я выполняю функции посланника отца Жозефа, вот почему у меня такая хорошая лошадь.

— Я рад за вас, сударь. Служба при отце Жозефе — служба для истинного француза, а кардинал вершит судьбами Франции.

— Вы действительно говорите, что думаете, господин Марио? — спросил священник со скептической улыбкой.

— Да, сударь, клянусь честью! — ответил молодой человек с искренностью, которая одержала верх над подозрениями дипломатического посланца. — Я вовсе не хочу, чтобы кардинал знал, что в моем лице и в лице моего отца он обрел еще двух почитателей, но прошу вас, считайте нас добрыми французами, готовыми послужить телом и душой так же, как и вы, великому министру и прекрасной Франции.

— В вас я верю, — ответил Пулен, — но в вашего отца гораздо меньше. Например, в прошлом году он не отправил вас на осаду Ла Рошели! Знаю, вы были еще молоды, но там были воины и моложе вас, и вы, наверное, очень досадовали, что не смогли принять участие в славной битве рядом со всеми остальными благородными молодыми людьми.

— Господин Пулен, — строго ответил Марио, — я думал, вы испытываете благодарность по отношению к моему отцу. Все, что он мог сделать для вас, он сделал. И не его вина в том, что аббатство Варенн ушло из рук церкви и было передано принцу, этим и моему отцу был нанесен ущерб.

— О, я не сомневаюсь! — воскликнул господин Пулен. — Я-то знаю, как принц Конде может запутать счета! Так что у меня претензии только к нему. Что касается вашего отца, то знайте, сударь, я его по-прежнему безгранично уважаю и люблю. Я вовсе не хочу причинять ему огорчений, но я жизнь бы отдал, лишь бы знать, что он искренне, без задней мысли, предан интересам католицизма.

Мой отец предан интересам своей страны, сударь! Нет надобности вам говорить, что он горячо поддерживает кардинала в его борьбе со всеми врагами Франции.

— Даже в борьбе с гугенотами?

— Гугенотов больше нет! Оставим мертвых в покое!

Господин Пулен был поражен выражением достоинства на лице Марио. Он почувствовал, что этот молодой человек не такой, как другие, он серьезен и не честолюбив.

— Вы правы, сударь, — сказал священник, — мир праху защитников Ла Рошели, и да услышит вас Господь, чтобы они не возродились в Монтобане или где-нибудь еще. Раз уж ваш отец отказался от своего религиозного безразличия, надеюсь, он позволит вам при необходимости выступить против мятежников на юге.

— Отец мне всегда позволял и позволяет руководствоваться моими собственными наклонностями, но знайте, сударь, я никогда не выступлю против протестантов, разве только они будут серьезно угрожать монархии. Никогда из тщеславия или честолюбия я не обнажу шпагу против французов, я никогда не забуду, что именно протестанты, тогда победители, а теперь поверженные, возвели на престол Генриха IV. Вы были воспитаны в принципах Лиги, а теперь сражаетесь с ней всеми силами. Вы колебались между добром и злом, между ложью и истиной. А я же живу и умру, руководствуясь теми принципами, что мне внушили: верность моей стране, отвращение к интригам с иностранными державами. У меня нет таких заслуг, как у вас, мне не приходилось менять веру, но клянусь вам, я глубоко уважая право на свободу совести, я буду сражаться с союзниками герцога Савойского…

— Вы забываете, что они же сегодня — союзники протестантов.

— Скорее господина де Рогана! Господин де Роган тем самым окончательно губит свою партию, вот почему я говорю вам: «Оставим мертвых в покое!»

— Я вижу, что вы, как и маркиз, — сказал доверенный отца Жозефа, — настроены романтически и собираетесь, подобно ему, руководствоваться чувствами. Можно мне, не проявляя нескромности, узнать у вас, как поживает отец?

— Вы увидите его лично. И он будет рад приветствовать вас. Он едет впереди и мы его нагоним через четверть часа.

— Неужели? Но ведь господину де Буа-Доре — лет семьдесят пять или восемьдесят.

— И он выступил против врагов и убийц Генриха IV Это вас удивляет, господин Пулен?

— Нет, дитя мое, — ответил бывший сторонник Лиги, который силою обстоятельств обратился в горячего сторонника и почитателя политики Беарнца, — но мне кажется, он слишком долго собирался!

— Что же вы хотите, сударь? Он не мог выступить один: он ждал, пока король Франции подаст пример.

— У вас на все есть ответ! — с улыбкой воскликнул господин Пулен. — Мне не терпится поприветствовать прекрасную старость господина маркиза! Но здесь рысью не проедешь. Расскажите же, как поживает человек, которому я жизнью обязан: мэтр Люсилио Джовеллино, иначе именуемый Жовлен, великий музыкант.

— Он счастлив, благодарение небу! Он женился на любимой женщине, и они оба в наше отсутствие управляют домом и владениями.

— Женился? Неужели на прекрасной Мерседес? А ведь вы, испытывая иные чувства, помнится, предпочитали ей более юную и прекрасную подругу.

— Вы имеете в виду мадам де Бевр? — спросил Марио, и его искренность подчеркнула вкрадчивое любопытство господина Пулена. — Мне легко ответить, и я ответил бы любому. Действительно, я со всем пылом любил в детстве Лориану и всю жизнь буду уважать ее. Но она относилась ко мне со спокойной дружбой, так что можете расспрашивать меня о ней без всяких уловок.

— Она так и не вышла замуж?

— Не знаю, сударь. Мы уже несколько месяцев путешествуем, не имея вестей от наших далеких друзей.

Господин Пулен искоса взглянул на Марио. Тот был спокоен, как бывают спокойны люди с разбитым сердцем, но не выглядел изнуренным, как человек с опустошенной душой.

— А вы знаете, что господин де Бевр был у Ла Рошели, на борту английского корабля? — спросил священник.

— Я знаю, что он там погиб и что Лориана теперь — сама хозяйка своей судьбы.

— Она была в Пуату, когда герцог де Ла Тремуй, оставленный англичанами, отрекся от ереси в королевском лагере.

— Но она не последовала примеру герцога, — живо откликнулся Марио, — она попросила разрешения разделить заточение героической герцогини де Роган, которая отказалась подчиниться, а когда ей это не разрешили, собиралась вернуться в Берра, но мы в это время как раз покинули нашу провинцию.