Ученик философа - Айрис Мердок

— Зато я ничего не понял, — сказал Джордж, — Не заводитесь.

— Я не завожусь, я в ярости…

— Ну хорошо, вы в ярости, но не надо на меня сердиться, я ничего не делал, я не виноват…

— Вы… вы ужасный… правду про вас говорят… убирайтесь… вы меня пугаете…

Это было неразумно со стороны Хэтти. Пока Джордж лез через окно угольного сарая, а потом крался к гостиной, он испытывал смешанные чувства, в том числе и страх; пронизывающую, будоражащую смесь предвкушения, извращенной радости и привычного, устоявшегося чувства вины, неотличимого от его особенного чувства долга. Внезапный шок от присутствия Хэтти, ее решительный отпор слегка протрезвили его и заставили задуматься. До этого он явно ни о чем не думал. Он не строил заранее никаких планов, не рисовал себе картин столкновения. Значит, у них должен быть разговор, возможно — спор, битва умов? Эта перспектива меняла темп встречи, побуждая Джорджа к размышлению, к выработке интеллектуальной стратегии. Но слова «Вы меня пугаете» сработали как сигнал, включив новый поток эмоций, уже более определенных, внезапное желание не обнять девушку, но сокрушить ее — так большой зверь давит маленького, — чтобы ее слабые косточки хрустнули у него на зубах.

Хэтти увидела его безумную улыбку, горящие глаза и взяла со стола каменную руку.

— Что это ты такое затеяла? — спросила Руби у Дианы.

Руби блуждала по саду среди гуляк, порой останавливаясь со скрещенными на груди руками и наблюдая. Казалось, это зрелище доставляет ей глубокое удовлетворение. Она прогуливалась вдоль каменной стены, окружающей сад Белмонта, принюхиваясь, как пес в поисках ненавистных лис, и наткнулась на Диану, которая скрючилась, с трудом сохраняя равновесие, на низко растущей ветви тисового дерева, полуспрятанная в густых темных иглах.

— Ты что, прячешься? — спросила Руби. — Это еще зачем?

Негромко ахнув с досады и раздражения, Диана вылезла из тиса. В церковь она пришла без пальто и теперь ужасно замерзла. Платье липло к телу, отсырев от мокрой земли и росы, пока Диана металась по окраинам сада, по темному, покрытому мягким, как губка, мхом коридору между деревьями, кустами и стеной, как мышь в ловушке, пытаясь хоть краем глаза увидеть Джорджа, не в силах покинуть место, где он, по слухам, находится.

На втором этаже Белмонта, в теплой, ярко освещенной гостиной, за задернутыми занавесками Алекс открыла еще бутылку виски. Она больше не боялась, ее уже не интересовало, что происходит в саду и кто все это подстроил. Теперь она с надеждой ожидала какой-нибудь катастрофы, убийства, пожара в Слиппер-хаусе. Возвращаясь на другой конец комнаты, Алекс мимоходом заметила свое отражение в позолоченной арке большого зеркала над камином. Лицо раскраснелось и опухло, глаза окружены сеткой пятен и морщин, волосы свисают тусклыми ведьмиными прядями. «Не может быть, — подумала она, — неужели я больше не красавица?» Слезы навернулись ей на глаза.

— Ну так что, возьмем и уйдем домой? — спросил Гектор.

— Нельзя оставлять такую толпу, — ответил Том.

— Кое-кто уже ушел.

— Да, зато другие пришли. Только что кто-то внес в калитку бутылки с пивом. Боюсь, люди ждут какого-нибудь несчастья!

Они стояли на газоне совсем рядом со Слиппер-хаусом.

Появилась Валери Коссом — белая туника в пятнах зелени от сидения на траве.

— Джордж здесь, вы его не видели?

— Джордж?! Только не это!

В этот момент кто-то вдруг распахнул изнутри ставни Слиппер-хауса, и яркий свет из комнаты хлынул наружу, набросив на газон четкий прямоугольник. Раздались восклицания, несколько приветственных воплей, из темноты появились люди и столпились, подпирая стоящих впереди.

Происходящее в доме было видно совершенно четко. Лицом к окну стоял Джордж. У окна, в профиль к зрителям, — Хэтти, это она только что открыла ставни. Зрители наблюдали, хихикая и пихаясь, как Джордж наступает на девушку. Ясно было, что он хочет опять закрыть ставни. Но Хэтти гневным и властным жестом протянула полуголую руку в закатанном рукаве кардигана поперек не закрытого ставнями окна. Джордж застыл.

Том, стоявший впереди всех, у самого окна, подумал, что у него сейчас лопнет голова. Потом громко закричал:

— Иди домой, Джордж! О Джордж, иди домой!

Еще миг — и кто-то (это был Эмма) подхватил крик Тома, слегка интонируя его на мотив известного гимна «Вперед, Христовы воины», — впрочем, некоторым лучше знакома другая песня на тот же мотив, «Мой папа знал Ллойд-Джорджа». Последняя, как хорошо известно деканам университетов, горячо любима пьяными и обязательно рано или поздно забушует в мятежной груди буйных во хмелю студентов. Гуляки тут же собрались перед Слиппер-хаусом и запели во всю глотку: «Иди домой, Джордж, о Джордж, иди домой! Иди домой, Джордж, о Джордж, иди домой!» Значительный шум слитых воедино голосов пронесся по Виктория-парку, привлекая внимание нескольких ночных прохожих, в том числе и мое (N, вашего рассказчика). Я возвращался с ученого сборища, проходившего неподалеку, шел по Таскер-роуд, когда загремела песня, и имел возможность наблюдать по крайней мере некоторые из ее последствий. Перед Белмонтом тут же собралась небольшая толпа. Полиция явилась, когда все уже кончилось.

Действие песни на Джорджа можно было разглядеть во всех подробностях. Он отступил назад; замешательство и беспокойство, а потом крайнее отчаяние отразились у него на лице. Кто не страшится неодобрения, тот порой смертельно боится насмешки. Сочетания протянутой руки Хэтти и громкого насмешливого пения Джордж не вынес. Он повернулся и исчез из комнаты. Промчался по коридору к задней двери, отпер ее и протолкнулся мимо Перл, которая отчаянно колотила в дверь снаружи. Перл вбежала в дом и заперла дверь. Хэтти закрыла ставни.

Джордж пробежал по саду в сторону Белмонта, потом мимо гаража к дороге, преследуемый насмешливым уханьем тех, кто заметил его бегство. (Никогда еще Джордж не был так близок к тому, чтобы его линчевали.) Песня продолжалась и постепенно затихла, рассыпавшись на обрывки смеха. Джордж помчался прочь по дороге и повернул к каналу. В неразберихе не все заметили (но я заметил), что за ним последовали две женщины: сначала Валери Коссом, потом Диана. За женщинами крался отец Бернард, а за отцом Бернардом — я.

Том стиснул руками голову, которая все так же раскалывалась. Вокруг смеялись и плясали гуляки, довольные своим подвигом. Некоторые достигли той стадии опьянения, когда жизненно необходимо продолжать пить и веселиться. Руперт Чалмерс, брат Мэйзи, сын Вернона Чалмерса, жившего неподалеку, во всеуслышание скликал желающих совершить налет на погреб его отца. Гектор в отчаянии опять начал пить. Он непонимающе глядел на Эмму в очках и без парика, явно забывшего, что на нем коктейльное платье Джуди Осмор.

— Добрый вечер, Скарлет-Тейлор, — сказал Гектор, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

— Эмма, — попросил Том, — скажи мне, ради бога, как нам выгнать эту толпу? Кто-нибудь вызовет полицию, и я безумно боюсь, что Розанов все узнает. Господи, если б только ты не был пьян…