Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви [= Чужеземец ] - Диана Гэблдон

Он уткнулся головой в колени и снова засмеялся. Наконец он поднялся и протянул мне руку, другой рукой вытирая глаза.

— Не очень-то ты благоразумна, Саксоночка, но ты мне очень нравишься. Идем, нам пора.

Было уже поздно или, если хотите, рано, надо было ехать верхом, иначе мы не успели бы в Баргреннан до рассвета. Я теперь чувствовала себя настолько хорошо, что могла сидеть в седле, хоть это и было немного болезненно.

Некоторое время мы ехали в доверительном молчании. Погруженная в собственные размышления, я думала о том, что же произойдет, когда и если я найду наконец дорогу к каменным столбам. Выйдя замуж за Джейми по принуждению и полагаясь на него по необходимости, я с течением времени все больше привязывалась к нему.

Возможно, весьма существенное значение приобретали и его чувства по отношению ко мне. Связанный со мною вначале в силу стечения обстоятельств, позднее — узами дружбы, а еще позднее — на удивление сильным физическим влечением, он ни разу, даже случайно или мимоходом, о своих чувствах не обмолвился. И все же.

Он рисковал жизнью ради меня. Быть может, в силу церковного обета: он поклялся защищать меня до последней капли крови, и я верила, что такую клятву он принимал всерьез.

Поэтому я была особенно тронута, когда он внезапно допустил меня в мир своих переживаний и личной жизни. Если его чувства по отношению ко мне были такими, как мне казалось, то как он воспримет мое внезапное исчезновение? Остатки моего физического недомогания отступили в сторону, едва я столкнулась с этими беспокойными мыслями.

Мы были примерно в трех милях от Баргреннана, когда Джейми нарушил молчание.

— Я не рассказывал тебе, как умер мой отец, — вдруг проговорил он.

— Дугал говорил мне, что у него был удар — я имею в виду апоплексический удар, — сказала я, несколько удивленная.

Мне подумалось, что Джейми, погруженный, как и я, в свои мысли, вспомнил об отце в связи с нашим недавним разговором, но я не могла себе представить, почему он обратился именно к такому предмету.

— Это верно. Но только… он… — Джейми помолчал, обдумывая, очевидно, с чего начать, потом, передернув плечами, отбросил колебания. Глубоко вздохнул и заговорил: — Ты должна узнать об этом. Оно имеет отношение… к важным для нас вещам.

Дорога здесь была достаточно широка, чтобы ехать рядом; приходилось только очень внимательно следить, как бы не наткнуться на торчащие из земли острые камни, и я испытывала запоздалую благодарность Дугалу за то, что лошадь для меня он явно выбрал с толком.

— Это случилось в том самом форте, — снова заговорил Джейми, объезжая опасный участок дороги, — где мы побывали вчера. Куда Рэндолл и его люди привезли меня из Лаллиброха. Где меня пороли. Через два дня после первой порки Рэндолл велел привести меня к себе в кабинет. Двое солдат забрали меня из тюремной камеры и отвели к нему в комнату, в ту самую, где я нашел тебя, — ведь я же знал туда дорогу. Когда мы вышли во двор, то встретили моего отца. Он узнал, куда меня увезли, и приехал, чтобы попробовать как-нибудь меня вызволить — или хотя бы убедиться, что со мной все в порядке.

Джейми легонько подтолкнул своего коня каблуком под ребра и прищелкнул языком, подгоняя его. Еще не было признаков дневного света, но облик ночи уже изменился. До рассвета оставалось не больше часа.

— Только увидев отца, я осознал, насколько был там одинок — и как мне было страшно. Солдаты не хотели оставлять нас наедине, но поздороваться позволили. — Джейми проглотил комок в горле и продолжал: — Я сказал отцу, что прошу прощения — за Дженни и вообще за все происшедшее. Он велел мне замолчать и крепко прижал к себе. Спросил, очень ли мне больно, — он знал, что меня пороли плетью, — и я ответил, что все в порядке. Тут солдаты заявили, что мне пора идти, отец крепко сжал мои руки и напомнил, чтобы я молился. Он сказал, что будет со мной, что бы ни произошло, велел выше держать голову и не терзать себя тяжелыми мыслями. Поцеловал меня в щеку, и солдаты меня увели. Так я видел отца в последний раз.

Голос у Джейми звучал твердо, но глуховато. У меня перехватило горло; я прикоснулась бы к Джейми, но в это время дорога как раз шла по узкой лощине, и я немного отстала. К тому времени, как я снова поравнялась с ним, Джейми уже справился со своим волнением.

— Ну. вот, — продолжал он. — Я вошел в комнату к капитану Рэндоллу. Он выслал солдат, мы остались одни, и он предложил мне стул. Сказал, что отец посулил залог за мое освобождение, но, поскольку я совершил серьезное преступление, меня нельзя освободить под залог без особого распоряжения, подписанного лично герцогом Арджиллом, власти которого мы подлежим. Из этого я понял, что мой отец направился к Арджиллу. Тем временем Рэндолл заговорил о повторном бичевании, к которому я был приговорен.

Джейми на минуту прервал свой рассказ, словно бы не зная, как продолжать.

— Мне показалось, — заговорил он снова, — что он как-то странно ведет себя. Очень доброжелательно, но за его сердечностью скрывалось что-то, чего я не мог понять. Он не спускал с меня глаз, будто бы чего-то от меня ожидал, хотя я сидел совершенно неподвижно. Он почти извинился передо мной, сказав, как сожалеет, что наши отношения с самого начала сложились так скверно. Он-де хотел бы, чтобы все было иначе, и так далее… — Джейми покачал головой. — Я представить себе не мог, чем он толкует: всего два дня назад он сделал все от него зависящее, чтобы меня запороли до смерти. Но когда он затем перешел к сути дела, то выражался достаточно прямо.

— Чего же он хотел? — спросила я.

Джейми глянул на меня, потом отвел глаза. Темнота скрывала его черты, но мне казалось, он смущен.

— Меня, — ответил он.

Я остановилась так внезапно, что лошадь мотнула головой и укоризненно заржала. Джейми снова передернул плечами.

— Он заговорил об этом в самых откровенных выражениях. Если я отдамся ему, он отменит вторую порку. Если нет — я пожалею о том, что родился на свет. Так он сказал.

Мне стало дурно.

— А я уже в ту минуту испытывал примерно такое желание, — продолжал Джейми даже с некоторым юмором. — Живот заболел так, словно я наглотался битого стекла, и если бы я не сидел, коленки у меня застучали бы одна о другую.

— Ну и что… — начала было я, но голос прозвучал так хрипло, что пришлось откашляться, прежде чем продолжать. — Что же ты сделал?

— Я не стану лгать тебе, Саксоночка. — Джейми вздохнул. — Я очень призадумался, очень. Рубцы после первой порки были так свежи, что я едва терпел прикосновение рубашки. Когда я вставал на ноги, голова у меня кружилась. Вынести это еще раз… связанный, беспомощный, стоишь и ждешь следующего удара… — Он непроизвольно задрожал. — Я не имел об этом представления, но мне казалось, что мне по крайней мере не будет больно. Бывало, что люди умирали во время наказания плетьми, Саксоночка, и, глядя на его лицо, я понял, что стану одним из таких, если не соглашусь на его предложение. — Джейми снова вздохнул. — Но… я еще чувствовал поцелуй отца на своей щеке, я думал о том, что он мне сказал… нет, я не мог этого сделать, вот и все. Я, конечно, не мог не думать, что может значить для моего отца моя смерть. — Он как-то странно фыркнул, словно во всем этом было нечто забавное. — Но вместе с тем я помнил, что этот человек уже изнасиловал мою сестру, — дьявол его побери, чтобы он заполучил и меня!