Эпоха завоеваний - Ангелос Ханиотис

Передвижение в эпоху «долгого эллинизма» относится не только к людям, но также и к вещам. Захваченные в качестве трофеев предметы греческого искусства украшали римские дома и виллы, а римские глиняные лампы освещали дома Малой Азии. Отдельные вещицы греческого и римского производства достигали даже Китая, Таиланда и Кореи, что говорит если не о регулярной торговле, то о наличии каких-то контактов.

Наконец, не стоит забывать о передвижении животных — лошадей и собак из зон, знаменитых своими особыми породами, но также и экзотических зверей, которых показывали на процессиях и триумфах либо убивали на арене. Надгробная эпиграмма, посвященная странствующей свинье, позволяет нам с оригинального ракурса взглянуть на подвижность той поры. Свинья, обученная, вероятно, исполнению акробатических трюков на праздниках, проделала путь от Диррахия на Адриатическом море до Эдессы в Македонии, чтобы присутствовать на дионисийской процессии. Но во время торжеств ее переехала повозка (см. илл. 37).

Невозможно представить себе, чтобы в какой-либо из предыдущих периодов письменной человеческой истории движение было столь интенсивным, массовым и широким. Однако постепенная политическая и культурная конвергенция ойкумены, начавшаяся с Александра и продолжившаяся при римских императорах, не могла искоренить местное самосознание и преданность родине.

Во время пребывания Александра в Египте или несколько позже близ храма в оазисе Бахария был установлен алтарь или пьедестал. Иероглифическая надпись на фронтальной стороне упоминает Александра с титулами фараона — Царь Верхнего и Нижнего Египта, сын Амона, Любимый Амоном-Ра. Слева находится греческий текст, высеченный, вероятно, каменщиком-египтянином, не знавшим письма эллинов. Он гласит: «Царь Александр посвятил это Амону, своему отцу». Возможно, это наиболее ранний из сохранившихся текстов, свидетельствующих о принятии Александром традиций завоеванной страны и его самопредставлении как сына местного божества в полном соответствии с тем, как делали фараоны до него. Кроме того, Александр принял царские традиции Персидской державы. Его преемники как в Египте, так и в Селевкидском царстве последовали этому примеру.

Слияние греческих и местных традиций считается одним из важнейших феноменов эллинистической культуры. Оно принимало различные формы и происходило с разной степенью интенсивности. Изобразительное искусство и архитектура в греческом стиле господствовали в Селевкидском царстве, в меньшей степени они распространились на большей части Египта, но оказывали сильное влияние за их пределами — в землях Греко-Бактрийского и Индо-Греческого царств. Это влияние, как показывают датирующиеся II веком н. э. рельефы из Матхуры (см. илл. 38) и каменные палетки I века до н. э. с мифологическими мотивами из Пакистана, пустило там и в Северной Индии глубокие корни. Заметным оно остается, как можно судить по буддистской скульптуре из Гандхары, до II века н. э.

Лучше всего засвидетельствованная форма культурной конвергенции — употребление греческого языка в царствах Египта и Азии. Им пользовалось не только чиновничество, но и местное население — например, в посвятительных и закладных надписях. Хотя язык был греческим, идеи и обычаи он выражал в основном местные, и лишь постепенно они смешивались с практиками, ценностями и верованиями переселенцев-эллинов. На завоеванных землях вводились типично греческие социальные институты вроде атлетической подготовки, состязаний или драматических представлений, и наоборот: греки-поселенцы все более охотно заимствовали местные обычаи, отождествляли местных богов со своими и приспосабливали одежду и кухню к местным условиям — в Египте, например, они облачались в лен вместо шерсти. Основными представителями местных традиций в эллинистических царствах были местные жрецы; они не только защищали привилегии своих сообществ на переговорах с царями, но и своим взаимодействием с коренным населением сохраняли обычаи, продолжали составлять документы на местных языках и поддерживали традиционную историческую память. Манефон, бывший, как утверждается, гелиопольским жрецом при Птолемее II, написал историю Египта, которая сохранилась лишь в отрывках, но стала важным источником знаний греков о египетском прошлом.

На бытовом уровне греки и местное население были втянуты в непрерывный процесс общения. Избежать конфликтов не удавалось. В Иерусалиме консервативные евреи протестовали против строительства эллинского гимнасия; петиции на папирусе, сохранившиеся в Египте, порой сообщают о межэтническом напряжении. В 218 году до н. э. некто Гераклид в таком документе описывает свою ссору с египтянкой в Магдоле:

Но папирусы того же времени говорят и о том, что греческие поселенцы постепенно создавали смешанные семьи, сочетаясь браком с египетскими женщинами. Мужчина по имени Дритон и его семья оставили нам обширную группу документов, которые позволяют взглянуть на жизнь греков и египтян. Дритон, бывший, вероятно, сыном или потомком наемника с Крита, родился ок. 195 года до н. э. гражданином греческого города Птолемаиды. Как можно судить по критскому имени тестя Эсфлада, его первая жена Сарапия была критского происхождения; то есть первый брак Дритон заключил внутри своей этнической группы. После смерти Сарапии или развода с ней Дритон вновь женился ок. 150 года до н. э. Его новая жена Аполлония, по-другому звавшаяся Семнуфис, была намного младше, не имела гражданских прав и не была критянкой. Ее семья, вероятно, иммигрировала (самое позднее — в середине III века до н. э.) в Египет из Кирены. Прожив три или четыре поколения в египетской сельской местности, члены ее семейства в значительной степени усвоили египетскую культуру и приняли египетские имена. Эта Аполлония, четыре ее сестры и пять ее дочерей все имели двойные имена — греческое и египетское. Слияние двух культур становится еще заметнее в поколении детей Дритона. Известно, что две его дочери вышли замуж за египтян — а потом развелись.