Robbie Williams. Откровение - Крис Хит

«Меня несколько задело и опечалило это, — говорил Роб в то время о том, во что люди, похоже, верили, — но вот что тогда циркулировало. Многие задиры на спаде хотели денежку заработать тоже». Во-первых, это просто не имело смысла. «Ну это ж как бы — погодите, я продал шестьдесят миллионов альбомов, получил четырнадцать Brit’ов, побил рекорд продаж билетов на концерты, собирал три вечера подряд полный Небворт, и я — ничто? Это же просто желание раздуть сенсацию ради сенсации. Это же просто безобразие — что тебя так вот отвергают».

Если хорошо продумать эту ситуацию, то все сведется к простой арифметике. Вот если Rudebox, разошедшийся тиражом более чем в два миллиона экземпляров, считать провалом, то, стало быть, чтобы Робу получить такой же доход от камбэк-альбома воссоединенных Take That, этот альбом должен продаться тиражом более десяти миллионов. Существует также географический фактор: у Роба успешная карьера развивается во многих странах, где Take That почти неизвестны. Совершенно оскорбительно думать, что воссоединение нужно ему по карьерным или финансовым причинам, как и полагать, что он пойдет на это потому, что ему это нужно. Возможно, существовали причины, почему ему все-таки это было нужно, но они очень-очень далеки от тех, которыми его дразнили. «Мне надо было пойти и спрятаться в публике, — объяснял он мне в то время. — И еще я просто хотел быть частью Take That — это выглядит весело. С тех пор, как я ушел из Take That, я всегда хотел быть в группе. Так что, может, я к самим Take That снова и присоединюсь».

* * *

В конце сентября 2009 года я получил сообщение, что Роб в Нью-Йорке, где я проживаю. Я его видел за пару недель до того, и он даже не упомянул, что собирается сюда. Даже сейчас, когда я встречаюсь с ним в отеле, где он остановился, он вроде как и не хочет особо много рассказывать, как будто это может ужаснуть произошедшее. Но он говорит, что они с Take That тайно от всех поработали в студии, и дает мне послушать фрагмент песни.

К той встрече он тихо готовился целый месяц — записывал на бумажках идеи для текстов песен: «Я понимал, что это — большое дело, и хотел поразить. Особенно Гари поразить хотел, потому что он настоящий сонграйтер, так что я хотел прийти с сердцем, полным стихов, и головой, полной мелодий». В первый день работали только Роб, Гари и Марк. У Гари уже готовы были треки с аккомпанементом. «Они — чудесные, — говорит он. — Я ж всегда считал Гари балладным автором, а тут он принес нечто в духе 1980-го или 1981 года, всю эту странную синтезаторную музыку, которую он обожал». Работать они начали примерно с семи песен, и Роб расскажет мне, какой он определил свою возможную функцию. «Take That сочиняли такие эпичные поп-песни, которые трогали душу народа, — говорит он. — И я увидел, что могу к этому добавить: вот пусть будет то же самое, но с неким уклоном чуть безумным, вымышленным, апокалиптическим. Нечто, отличное от прямолинейности в стиле сегодня будет лучший день наших жизней. Теории заговора, сумасшедшие идеи любого сорта и вообще доля безумия, которая таким песням не свойственна».

Одну из этих семи первых идей он дает мне послушать — песня под названием «The Flood». Роб иногда строит текст песни, как сорока гнездо. Здесь первую строчку, «стоя на краю вечности», он стащил из названия серии «Star Trek» 1960-х. Начало второго куплета — «в то время мы были как будто пещерные люди, но нанесли на карту луну и звезды» — взялось из форума AboveTopSecret, строчку эту он заприметил в тот самый день в студии Тревора Хорна. И вот если «Shame» — о нем и Гари, то «The Flood» о них пятерых:

Год спустя этой песней они анонсируют свое возвращение на сцену, а я выслушаю их объяснение:

«Здесь использованы моменты из истории, из времени, — обобщает Марк, — рассказывается история группы. И разрушение стены».

«Впервые, — скажет Роб, — хотя внутри группы все было ненадежно и небезопасно, но была численная защита от этой пандемии и истерии, с которой мы везде сталкивались, куда бы ни отправились — от поклонников, журналистов, наших друзей, привыкших к тому, что мы знамениты, до наших родителей, привыкших к тому, что мы знамениты. И вот единственное, на самом деле единственное защищенное пространство — это когда мы все впятером. Но мне казалось, что снаружи — потоп, наводнение, который прорвет плотину. А плотиной были мы».

* * *

Тот момент, когда они впервые все вместе собрались в Нью-Йорке, еще не был настоящим реюнионом Take That. Тогда разрабатывалась вообще другая идея. «Мы собирались выступать под названием The English, — говорит Роб. — Изначально я предложил такую идею — назваться по-другому, и всем она очень понравилась. Идея, собственно, заключалась в том, что мы все будем играть на инструментах и вообще станем настоящей группой, со всеми делами, и это им понравилось, потому что, мне кажется, никто из нас реально название Take That никогда не любил, а тут что-то новое совсем — всем и понравилось».

Но тут Роб выдернул шнур из розетки. В смысле — вообще, из всего проекта. Последствия тяжелого времени периода продвижения альбома Reality Killed The Video Star. «Я просто вообще полностью отказался от идеи, даже от идеи быть поп-звездой, не говоря уж о том, чтоб быть поп-зведой снова в группе Take That». В документальном фильме «Оглянись, не смотри пристально» (Look Back, Don’t Stare) есть кадры, на которых явно раздраженный Джейсон говорит так, как будто наполовину ожидал такого демарша от Роба, объясняет, что «твои прихоти на всех на нас влияют». Редко слово «прихоть» звучит столь уничижительно.

«Я испугался, — признается Роб. — И я вроде как снова подведу всех в Take That, если скажу, что я не собирался делать того, что я сказал — мы будем делать».

Чтобы все-таки продолжать задуманное, поговорить с Робом отправился Марк. Ему требовалось только убедить его поработать несколько дней в студии. Все остальное не имело значения. Роб в итоге согласился.

Теперь про The English забыли. Они снова стали Take That, и — они возвращаются.

Той весной Роб описывал мне свои новые отношения с другими четырьмя: «Ну, Джей — мудрец эдакий. Такой буддист-хиппи, про Pink Floyd все говорит. Хауард… он говорит мало, но периодически на него накатывает, и тогда он пару часов самый смешной мудило, которого ты когда-либо встречал. Он такие ржачные вещи выдает, что живот болит. Но остальное время он скромен и застенчив — застенчив и в себе не уверен. Марк себя считает дерьмом, но работаешь с ним — и он выдает просто золотые мелодии. Он очень талантлив, точно. А он к тому же никогда не доволен ничем, что бы он ни сделал, всегда уверен, что можно было лучше. Но мы все думаем, что мы все дерьмо, кроме Газа, который не понимает, что он — высший пилотаж, но ему комфортно в своих ботинках, так сказать. У Газа все черное или белое: „Ты почему так думаешь?“ „Газ, мне больно от таких слов…“ „Да какая разница?… Мне вот смешно, когда так говорят… Зачем ты вообще это воспринимаешь?“ Он может все отмести в сторону. Ну, или ты веришь в то, что он так может».