Пасадена - Дэвид Эберсхоф

— Не хочу я ее, — ответил я.

— Так других полно! — Он выхватил из кармана фотографию и спросил: — А эта тебе как? Нравится?

Он сунул фотку прямо мне в лицо, но что-то внутри как будто подсказывало мне — не бери, не трогай даже, я отказывался, но он тряс фотографией прямо у меня перед носом.

— Да ладно тебе! — талдычил он. — Посмотри, ты чего? Я таких красивых никогда не видел. Глянь хоть одним глазом.

Я сказал себе, что смотреть ни за что не буду, даже тогда я как чуял — не надо на эту девушку смотреть, и я сказал Дитеру, чтобы он убрал фотографию, но куда там!

— Посмотри только! Вот эта. Высокая, сильная, волосы черные, как сегодняшняя ночь, сама белая как молоко, ты, солдат, такую точно еще не видел. Ты только глянь!

В голове у меня голос звучал все громче — не смотри, не надо, но бывает же так — тебя как будто что-то подзуживает. Я подумал, что это за «вот эта». Фотография в руке у Дитера была маленькая, квадратная, меня приковало к ней точно магнитом, рука сама потянулась к квадратику, я почувствовал на своей руке мокрые пальцы Дитера, взял у него фотографию и поднес к глазам.

Дитер не соврал. Таких красивых я действительно никогда не видел: глаза темные, глубокие, а шея в вырезе блузки такая, что любого мужчину так и тянет ее поцеловать. Девушка была молодая, но глаза у нее были совсем взрослые, женские. Стараясь не поддаться ее чарам, я сказал:

— Я же сказал — не нужны мне твои шлюхи.

— Так она не шлюха! Она — совсем другое дело.

— Кто такая? — спросил я, хоть и знал, что не надо было этого делать.

— Дочь моя. А может стать твоей.

Я держал в ладони фотографию, глаза Линды смотрели на меня не отрываясь, я с первого взгляда влюбился в нее, в лесу занималась заря, и, не зная того, я подпал под ее чары, а Дитер это мигом заметил — в уме ему никак нельзя было отказать. Он повторил:

— Вижу, тебе понравилась. Она может стать твоей.

— Где она? — спросил я.

— В Калифорнии.

— Как — в Калифорнии?

— Солдат, ты ее хочешь?

Под бледными лучами зари я послушно кивнул.

— Тогда мы можем сговориться, — радостно сказал Дитер, — и ты вернешься ко мне домой — в «Гнездовье кондора».

Много позже Блэквуд опомнился и увидел, что сидит в кресле, а напротив него — Брудер. Закончив свой рассказ, Брудер погрузился в дремоту, но и у Блэквуда шея сонно согнулась, и так, в креслах, оба и проспали до самого рассвета. Когда Блэквуд проснулся, то увидал, что Брудер не шевелится, но бодрствует. Пэл ушел, Зиглинда подбросила дров в огонь, и перед масляно-черными глазами Брудера заплясало пламя. Его легкие тяжело свистели, и, пока Блэквуд протирал глаза, Брудер кашлял, прикрывая рот лоскутом; сейчас было особенно заметно, как сильно он сдал. Только теперь Блэквуд понял: с самого начала Брудер пробовал распоряжаться судьбой Линды и теперь страдал от этого.

— Нездоровится, мистер Брудер?

— Ничего страшного, годы. Чего же вы хотите?

— Кажется, у вас не совсем хорошо с легкими. Вы пробовали это новое чудодейственное средство — пенициллин?

— Нет, не пробовал.

— Я видел рекламу: с первого апреля оно будет в аптеке Калаша. Первый раз его будут пробовать гражданские. Будете в Пасадене — позвоните в аптеку. Говорят, что это лучшее лекарство века, лечит почти все. Одна таблетка одолеет любую застарелую болезнь — испанку, воспаление легких, даже сифилис. Я думаю, действительно все, что только может быть. Жалко становится тех бедняг, у которых его не было, правда, мистер Брудер?

Рассказ Брудера прояснил Блэквуду почти все. Но вот смерть Эдмунда… Брудер о ней ничего не сказал, не вспомнил и о годах, проведенных на полуострове в заливе Сан-Франциско, где лучи солнца косо падали сквозь прутья железной решетки. Хотя теперь Блэквуд знал все, в голове у него так ничего и не сходилось — если Брудер спас капитана Пура, а потом Дитера Стемпа, зачем ему понадобилось убивать Эдмунда? Смысла в этом не было никакого, и Блэквуд подумал, не дала ли Линда ложные показания, чтобы засадить Брудера в тюрьму. Блэквуд поднял глаза. Неужели Брудер был обвинен напрасно?

Но тут Брудер удивил Блэквуда.

— Ну что ж, к делу, мистер Блэквуд. Я бы хотел знать, какие у вас планы насчет Пасадены, — сказал он.

— Какие у меня планы?

— Если она станет вашей, что вы будете с ней делать? Как вернете свои деньги?

— Я… думаю, я… — начал было Блэквуд, пока еще не догадываясь, какой ответ должен быть правильным; он не знал, как Брудер хотел, чтобы поступили с его собственностью.

— Вы бы поселились в особняке?

— В особняке? Не думаю. Для холостяка он великоват.

— Каждому мужчине нужен свой замок, мистер Блэквуд.

Блэквуда это повеселило; он выпрямился в кресле-качалке и вытянул ноги так, что они снова почти коснулись колен Брудера.

— Верно, мужчина должен чем-то править. Вот взять хотя бы вас, мистер Брудер. «Гнездовье кондора» для вашего трона — самое место.

— Я только и жду, чтобы передать его Зиглинде и Паломару. Когда меня не будет, пусть делают с ним что захотят. Ведь все равно они здесь хозяева.

— Я уверен, вы еще долго будете королем побережья. Если только позвоните в аптеку Калаша…

— Пенициллин всех не спасет, мистер Блэквуд. Но хватит об этом. Скажите мне, что бы вы стали делать с землей?

Блэквуд принялся обдумывать ответ; он так и не понимал, что Брудер хочет услышать от него. Он рассердился на миссис Ней за то, что она не рассказала ему еще больше, — впрочем, разве того, что она рассказала, было недостаточно?

— Что бы вы сделали с апельсиновой рощей, мистер Блэквуд? — повторил Брудер.

— Что бы сделал с рощей? Деревья, пожалуй, нужно срубить, правильно, мистер Брудер? Насколько я понимаю, корни у них поражены нематодой. А потом, в современном городе цитрусовым не место.

— Верно, мистер Блэквуд. Сад заражен паразитами. Срубить деревья под корень, а на земле развести костры — вот что вам придется сделать.

Брудер замолчал, как будто живо представил себе огонь, а через некоторое время спросил:

— А с землей что вы будете делать?

— Конечно, здесь получится много открытого пространства. Столько земли сразу в наши дни уже не встретишь, правда? Фронтир полностью забит. Да, так что я буду с ней делать? Вы же знаете, я застройщик, мистер Брудер. Я, кажется, с самого начала этого не скрывал. Значит, буду застраивать этот участок.

— Это потом, а сейчас?

— Говорят, будут вести вторую ветку дороги. Машины плодятся как кролики. Говорят также, что наша милая парковая дорога года через два уже не будет справляться с потоком, — заторы будут от самого Лос-Анджелеса до горы, на которой стоит гостиница «Раймонд». Трудно представить себе такой ужас, но прогноз именно таков. После вырубки деревьев я бы связался с дорожниками и договорился о прокладке шестиполосной магистрали прямо через долину.