Король-Провидец - Крис Банч

Никейские снабженцы забрасывали Совет Десяти возмущенными жалобами, но те боялись идти наперекор Провидцу.

Тенедос снова стал требовать проведения военного трибунала, и Совет Десяти был вынужден согласиться. Они воспользовались удобной возможностью «поставить на место этого выскочку» и назначили его Главным Дознавателем в надежде, что он запутается в судебном процессе и выкажет свою некомпетентность. Почему они считали, будто человек, посвятивший бо льшую часть своей карьеры публичным дебатам, может провалить дело — это превыше моего понимания.

Их вторая уловка — указ о закрытых слушаниях трибунала — тоже не возымела своего действия. Тенедос объявил, что слушания состоятся в самом большом амфитеатре города, и все горожане могут свободно присутствовать на них и делать собственные выводы.

Члены Совета Десяти немного повозмущались, но мало что могли сделать. Теперь их полная беспомощность стала совершенно очевидной. Они не могли даже назвать имена новых членов Совета, раздираемого внутренними распрями. Бартоу предлагал кандидатов еще более консервативных и отвратительных, чем те, которые погибли при мятеже. Скопас, по словам Тенедоса, пытался противостоять ему, причем не столько из чувства патриотизма, сколько из желания упрочить собственные позиции.

Но дата трибунала была наконец определена, а за неделю, оставшуюся до начала публичных слушаний, произошло два интересных события.

Маран вернулась в свой особняк на набережной. Как-то утром я получил записку: она спрашивала, не могу ли я зайти к ней в определенный час. Как ни странно, на этот раз она попросила меня оставить Лукана в городской конюшне за квартал от особняка и подойти к задней калитке, где будет ждать слуга.

Я постучался в калитку, и мне открыла женщина с простым, добродушным лицом, которую я видел в салоне Маран разносившей закуски. На улице около дома я заметил длинную череду грузовых фургонов; оттуда доносились крики людей.

Женщина провела меня по извилистой дорожке через сад к черному ходу, потом на кухню. Повара и судомойки были слишком заняты своими делами и не обращали на меня внимания. Женщина попросила меня немного подождать, выглянула за дверь и потом поманила за собой. Мы торопливо прошли по пустому коридору, затем поднялись по мраморной лестнице в солярий, где мы с Маран когда-то танцевали под неслышную музыку наших сердец.

Маран была одна в комнате. Женщина поклонилась и ушла. Мне хотелось обнять свою любимую, но что-то в ее позе говорило о том, что этого делать не следует.

— Иди сюда, — сказала она. — Посмотри вниз.

Я взглянул на ряд фургонов с книжными полками, шкафами, столами и другой мебелью. Грузчики выносили остатки вещей, а какой-то мужчина, стоявший в стороне, наблюдал за их работой. До сих пор я видел его лишь однажды, поэтому не сразу узнал мужа Маран, графа Эрнада Лаведана.

— Он вернулся четыре дня назад и попытался войти. Я приказала слугам выгнать его и распорядилась, чтобы он вывез отсюда все свои вещи до сегодняшнего дня, иначе я сложу их в кучу перед домом и сожгу. Сейчас как раз заканчивается погрузка.

Я увидел в руках у Лаведана небольшой ящик и вспомнил маленькую модель корабля, которой он так гордился. Он передал ящик кучеру, осторожно пристроившему его на козлах кареты. Грузчики один за другим забирались внутрь; до меня донеслось щелканье кнута, и фургоны длинной вереницей двинулись по улице.

Граф Лаведан подошел к своему жеребцу, остановился и посмотрел на дом. Он смотрел довольно долго, и мне вдруг пришло в голову, что он может видеть меня. Как ни странно, мне захотелось спрятаться, хотя я ничуть не боялся его. Видимо, подсознательно я еще ощущал себя любовником, укравшим жену у человека, не заслужившего такой участи.

Потом граф оседлал коня и ускакал, не оглядываясь назад. Маран смотрела ему вслед, пока он не исчез за углом.

— Теперь я живу одна, — ровным голосом произнесла она. Я не видел ее лица, но знал, что на нем сейчас появилось выражение ребенка, ожидающего наказания.

— Ты не обязана жить одна, если только сама этого не хочешь, — осторожно произнес я после небольшой паузы.

Она повернулась ко мне.

— Дамастес, уверен ли ты в своих словах? Если ты переедешь сюда, все узнают, что ты послужил причиной позора моего мужа. Он знает, что у меня роман с другим мужчиной, и сам говорил мне об этом, но он пока не знает имени этого мужчины.

Лаведаны — могущественный род. Я уверена, что он использует против тебя все доступные ему средства и попытается уничтожить тебя или хотя бы разрушить твою карьеру. Разве я стою этого?

Выражение ее лица говорило о том, что она так не думает.

Я мог бы ответить здраво, сказав, что уже достиг гораздо более высоких чинов, чем мог мечтать, и вполне доволен жизнью. Я мог бы сказать, что моя репутация позволяет усомниться в том, что граф — человек, трусливо бежавший из города во время кризиса — может, по крайней мере, в ближайшем будущем, представлять для меня угрозу. Но если даже я ошибаюсь, то в худшем случае он может добиться моего понижения в звании до капитана и отправить в один из пограничных полков, тем самым исполнив мою заветную мечту. Я мог бы ответить здраво, но вместо этого...

— Выражаясь солдатским языком, имел я его вместе с его лошадью, — сказал я.

Уголки губ Маран приподнялись в улыбке, впрочем, быстро исчезнувшей.

— Ты можешь заиметь другого, гораздо более опасного врага, — продолжала она. — Не знаю, что подумают об этом мои родственники. После возвращения я послала длинное письмо в Ирригон — разумеется, не упоминая твоего имени. Не знаю, дошло ли оно до адресата. Я собираюсь написать новое, так как до сих пор не получила ответа.

Я уверена: они считают, что мое поведение запятнало фамильную честь Аграмонте, и вполне могут желать смерти тому негодяю, который послужил причиной моего падения. Ты готов к этому? Должна добавить, что Аграмонте значительно более могущественны, чем Лаведаны.

Я не ответил, но взял Маран за руку и повел ее в другую часть комнаты, застеленную толстым ковром. Я не отрываясь смотрел ей в глаза, пока мои руки медленно раздевали ее. Потом я освободился от собственной одежды. Нежно поцеловав Маран в губы, я наклонился и поцеловал соски ее грудей. Ее дыхание щекотало мне затылок.

Я уложил ее на ковер, опустился над ней на колени и развел ее ноги в стороны. Она вздрогнула; ее руки ласкали мои длинные волосы, рассыпавшиеся по ее бедрам. Я приподнялся, и мой напрягшийся член скользнул в нее, словно по собственной воле. Мы двигались вместе, оба с открытыми глазами, паря на гребне поднимающейся волны. Потом волна рухнула с огромной высоты, и я почувствовал, как ее плоть сжимается вокруг меня.

— Надо полагать, это и есть твой ответ, — прошептала она после того, как наше дыхание немного успокоилось.

Это было больше чем ответом. Это было началом нового этапа наших отношений.