Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

Герцлет попал под колпак спецслужб, едва ступив на американскую землю. В эту мартовскую пятницу специальные агенты следовали за ним до дома Дэвиса в Скарсдейле, где выяснилось, что у нефтяника присутствует еще один гость – Джон Л. Льюис.

Герцлет впоследствии признался, что это была его первая полномасштабная встреча со знаменитым профсоюзным лидером. Дэвис уже представил его Льюису тотчас же по приезде в Вашингтон, и Льюис до этого несколько раз принимал Герцлета в здании ОГА на Пятнадцатой улице, но пока они не имели возможности серьезно обсудить главные вопросы.

В доме Дэвиса Льюис смог провести только ночь и утро следующего дня, но этого времени хватило, чтобы обсудить совместный проект и разработать тактику. Льюис изложил свои идеи, а Герцлет внимательно выслушал громкие сентенции великого валлийца.

Судя по показаниям Герцлета, во время длительной беседы 27 марта Льюис подтвердил их альянс с Дэвисом. Нефтепромышленник же, в свою очередь, повторил то, что ранее уже сообщил Герингу: Льюис может рассчитывать на поддержку 10 миллионов рабочих и использовать этот огромный блок избирателей против Ф.Д.Р. Льюис заметил, что это так. Когда речь зашла о предстоящих выборах, Льюис заверил немца, что, если будет выдвинута кандидатура Рузвельта, он официально выступит против него.

Заявления президента КПП произвели определенное впечатление на Герцлета, но он был достаточно искушен, чтобы полагаться только на слова. К тому времени он уже успел понять, что в своих докладах в Берлин Дэвис весьма преувеличивал собственные достижения, а база его деятельности слишком узка, чтобы обеспечить успех задуманной кампании даже с помощью Льюиса, и что поэтому следует привлечь к делу германское посольство в Вашингтоне, используя его широкие контакты.

На следующий день Герцлет прибыл в германское посольство в Вашингтоне на Массачусетс-авеню и связался, как ему предписали в Берлине, с военно-морским атташе капитаном Робертом Витгёфт-Эмденом. Он предъявил свой дипломатический паспорт и представился личным полномочным эмиссаром Геринга, приехавшим в США со специальным заданием. На Эмдена это произвело такое впечатление, что он немедленно провел его к поверенному в делах доктору Гансу Томсену.

После войны Томсен на допросах показал, что «Герцлет заявил, что лично знает Джона Л. Льюиса и может оказывать большое влияние на внутриполитическую обстановку в США.

Он добавил, что через мистера Льюиса в состоянии провалить кандидатуру Рузвельта на выборах».

Герцлет сообщил поверенному в делах об огромном фонде, находящемся в его распоряжении, и заявил, что было бы надежнее, если бы посольство присоединилось к нему и Дэвису в «активной поддержке мистера Льюиса».

Томсен на допросах утверждал, что до того, как Герцлет сделал свое предложение, идея повлиять на ход президентской кампании не приходила ему в голову. Сама эта мысль казалась нелепой или, как охарактеризовал ее помощник Томсена Герберт фон Штемпель, «фантастической и нереализуемой».

Томсен не посмел отказать Герцлету и телеграфировал в Берлин запрос о полномочиях эмиссара. Штемпель позднее рассказывал, что «пришел ответ, что он является полномочным представителем ВМФ Германии. Более того, Берлин ответил, что если он захочет связываться с МИДом, используя специальный дипломатический код посольства, то он вправе делать это»[154]. У Герцлета была более скорая и безопасная линия связи. Ему было разрешено использовать секретный шифр военно-морского атташе, отличавшийся от общего дипломатического шифра, который, как справедливо подозревал Герцлет, был известен англичанам.

После ухода Герцлета Томсен обсудил ситуацию со Штемпелем и, как после войны заявил американцам на допросах, решил не принимать никакого участия в этой «авантюре». Он якобы не только отказался содействовать Герцлету, но даже просил МИД Германии ходатайствовать перед Герингом о дезавуировании Дэвиса и об отзыве Герцлета.

В действительности все обстояло иначе. Не возражая против задуманной операции, Томсен протестовал лишь против вмешательства в его прерогативы и утверждал, что он и его посольство значительно лучше подготовлены для организации подобной кампании как вместе с Льюисом, так и без него. Именно так обстояло дело к 12 апреля 1940 года, когда Герцлет, считая подготовительную стадию своей работы в США законченной, выехал в Мексику для организации контрабандных поставок в Германию мексиканской нефти, минуя британскую блокаду.

Большая часть этих интриг напоминала бой с тенью. Оставалось менее трех месяцев до партийных съездов, семь месяцев до выборов, и никто не мог предсказать, кто будет кандидатом от демократов. В то время как Льюис громогласно выступал против выдвижения Рузвельта на третий срок и вел закулисные интриги против президента, объект этих нападок оставался невозмутимым и скрытным. Никто, даже миссис Рузвельт, не знал о подлинных намерениях президента. Похоже было, что в нем самом идет внутренняя борьба по поводу этого решения[155].

Затем ситуация изменилась. В то время как Герцлет плел свои интриги в Вашингтоне, зловещий штиль того, что называли странной войной, внезапно сменился драматическими событиями. 9 апреля немцы вторглись в Данию и Норвегию. Еще через месяц немецкие войска пересекли границы Бельгии и Нидерландов и начали широкомасштабное наступление во Франции.

Уолтер Липпманн писал в своем обозрении: «Наш долг действовать немедленно с учетом того, что союзники могут этим летом потерпеть поражение в войне». Рузвельт принял вызов.

Германское посольство в Вашингтоне занимало уродливый особняк из красного кирпича на Массачусетс-авеню, похожий на казарму кирасир в одном из германских княжеств. Соответствуя своему облику, оно было центром той бесцветной тевтонской дипломатии, о которой столь презрительно отзывался Бисмарк.

В течение двух десятилетий после Первой мировой войны дипломатическая миссия собирала политическую (через дипломатов) и военную (через военных атташе) информацию, строго в обычных дипломатических рамках. Обстановка в посольстве резко изменилась в 1937 году, когда послом Германии в США был назначен профессиональный дипломат доктор Ганс Генрих Дикхофф.

Он не был новичком в Вашингтоне, где в двадцатых годах был консулом, затем в том же качестве работал в Лондоне. Большую часть своей профессиональной жизни он провел в Англии и Америке, где приобрел англосаксонские убеждения и манеры.

Руководствуясь, с одной стороны, традиционными нормами германской дипломатии и, с другой стороны, идеологией и практикой нацизма, Дикхофф предпочитал собирать информацию непосредственно от тех лиц, которые в лучшей степени обладали ею. Однако в Вашингтоне его возможности в этом отношении были в значительной степени ограниченными. Будучи представителем нацистской Германии, он не мог разрабатывать прогрессивных политиков, либеральных интеллектуалов, профсоюзных лидеров и влиятельных евреев, обычно являвшихся лучшими источниками. Он был изгоем в кругах видных представителей американской общественной жизни, не желавших иметь дела с посланником Гитлера. Те, с кем он мог иметь дело, либо были далеки от администрации Рузвельта, либо разделяли представления нацистов о новой Германии.