Глаз Голема - Джонатан Страуд

Она пнула кирпич.

— Уй-я!

— Правильно ли я понимаю, что ты разочаровалась в этой стратегии?

— Ну, ещё бы! После того, как мы все из-за неё погибли.

— Кроме тебя.

Её глаза сверкнули в темноте.

— Ты что, всерьёз думаешь, будто я переживу эту ночь?

В чем-то она была права.

— Ну, заранее никогда не знаешь, — с жаром возразил я. — Возможно, мой хозяин попытается тебя пощадить. Он ведь уже спас тебя от волков.

Девчонка фыркнула:

— Твой хозяин! Что у него, имени нет, что ли?

— Он называет себя Джон Мэндрейк.

Клятва не позволяла мне сказать больше.

— Так это он? Тот напыщенный олух?

— А-а, так ты с ним уже встречалась?

— Целых два раза. И во второй раз я хорошенько съездила ему по физиономии.

— Да ну?! Неудивительно, что он об этом помалкивает!

Эта девушка с каждой минутой нравилась мне все больше и больше. По правде говоря, она была как глоток свежего воздуха. За все долгие века своего рабства я на удивление мало общался с простолюдинами — волшебники инстинктивно окружают нас ореолом таинственности и держат в стороне от обыкновенных людей. Всех простолюдинов, с которыми мне доводилось разговаривать по-настоящему, можно пересчитать по когтям одной лапы. Разумеется, как правило, это дело неблагодарное: что-то вроде того, как если бы дельфину вздумалось побеседовать с устрицей, — но время от времени встречаются и исключения. И эта Китти Джонс была одним из таких исключений. Мне нравился её стиль.

Я щёлкнул пальцами, и небольшой Светильник взлетел к потолку и примостился между стропил. Потом я вытащил из ближайшей кучи мусора несколько досок и кусков шлакоблока и соорудил из них нечто вроде кресла.

— Присаживайся, — сказал я. — Располагайся поудобнее. Вот так. Так ты, значит, дала Джону Мэндрейку в рожу?

— Да, — сказала она с неким мрачным удовлетворением. — Тебя это, похоже, забавляет.

Я прекратил гнусно хихикать.

— А что, так заметно?

— Это странно, учитывая, что вы с ним оба одинаково исполнены злобы и что ты выполняешь любую его прихоть.

— Исполнены злобы? Послушай, дело в том, что он — господин, а я — слуга, понимаешь? Я — его раб! У меня нет выбора.

Её верхняя губа приподнялась.

— Ты просто выполняешь приказы, а? Ну да, конечно. Чудесное оправдание.

— Еще бы нет, если неповиновение сулит верную гибель! Попробовала бы ты сама испытать на собственной шкуре Испепеляющее Пламя! А я бы посмотрел, как тебе это понравится.

Она нахмурилась:

— По-моему, это просто гнилая отмазка. Неужели ты хочешь сказать, что все зло, которое ты творишь, ты творишь не по своей воле?

— Ну, я бы выразился несколько иначе, но в целом да. Все мы, от бесов до афритов, повинуемся воле волшебников. И ничего не можем с этим поделать. Мы связаны по рукам и ногам. Вот, например, в данный момент я вынужден помогать Мэндрейку и защищать его, нравится мне это или нет.

— Позор, — сказала она решительно. — Просто позор.

И в самом деле, высказав всё это вслух, я понял, насколько это позорно. Мы, рабы, провели так много времени в своих оковах, что уже почти не говорим о них.[87]Когда же я услышал со стороны свой смиренный, покорный голос, мне самому сделалось тошно до самой сердцевины моей сущности. Я попытался заглушить стыд благородным негодованием.

— Но мы же боремся! — возразил я. — Мы застаем их врасплох, когда они допустят небрежность, и извращаем их приказы, когда только возможно. Мы подзуживаем их враждовать друг с другом, подначиваем вцепляться друг другу в глотки. Мы предоставляем им возможность купаться в роскоши, пока их тела не сделаются слишком жирными, а мозги — слишком тупыми, чтобы они могли предвидеть своё собственное падение. Мы делаем всё, что можем. А это больше, чем обычно удаётся вам, людям.

В ответ девчонка расхохоталась странным, отрывистым смехом.

— А как по-твоему, что я пыталась делать все эти годы? Вести подрывную деятельность, воровать артефакты, будоражить город — всё это было безнадежно, с начала до конца. Я могла бы с тем же успехом сделаться секретаршей, как хотела моя матушка. Мои друзья погибли или свернули с пути, и всё это — дело рук демонов, таких как ты. И не говори мне, что вас это не радует! Эта тварь в склепе наслаждалась каждой секундой этого…

Она содрогнулась всем телом, осеклась и принялась тереть глаза руками.

— Ну, бывают и исключения… — начал я — и умолк.

Как будто рухнула хлипкая преграда: плечи у девушки затряслись, и она внезапно разрыдалась, корчась от долго сдерживаемого горя. Она рыдала молча, зажимая себе рот кулаком, как будто не хотела меня смущать. Я даже не знал, что сказать. Всё это было ужасно неудобно. Она плакала довольно долго. Я уселся, скрестив ноги, немного в стороне, вежливо отвернулся и уставился в темноту.

Ну где же этот мальчишка? Ладно, ладно. Он наверняка выжидает, тянет время.

«Позор. Просто позор». Сколько я ни пытался забыть об этих словах, они словно продолжали звучать в ночной тиши и грызли меня изнутри.

42

Наконец Китти взяла себя в руки. Последние отчаянные всхлипы затихли. Она судорожно вздохнула. В полуразрушенном здании было темно, если не считать небольшого пространства под потолком, где слабо светился волшебный огонек. Его сияние потускнело. Демон сидел неподалёку, по-прежнему в обличье смуглокожего подростка, одетого только в белую юбочку. Его лицо было обращено в другую сторону, и магический свет отбрасывал угловатые тени на тонкую шею и голые плечи. Он выглядел странно хрупким.

— Я уничтожил того африта из склепа, если тебя это утешит, — произнёс демон, не оборачиваясь.

Китти кашлянула, выпрямила спину, откинула волосы, упавшие на глаза. Ответила она не сразу. Безоглядное отчаяние, владевшее ею, когда демон унес её в небеса, улеглось, смытое внезапно прорвавшейся скорбью по погибшим друзьям. Теперь Китти ощущала пустоту и головокружение. И тем не менее она попыталась собраться с мыслями.

Бежать. Можно попытаться бежать. Но нет, нельзя забывать про Якоба — надо дождаться его. Если он, конечно, действительно придет… Китти нахмурилась: в этом ей приходилось верить на слово демону. Может быть, действительно лучше скрыться… Она огляделась по сторонам, ища вдохновения.

— Ты его убил? — рассеянно спросила она. — Как?