Кавказская война. В 5 томах. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг. - Василий Потто

Еще не успели раскинуться русские биваки, как пришло известие о приближении Аббаса-Мирзы. Действительно, шах-заде только одним днем не успел предупредить Эристова в Маранде. Он уже двигался сюда со всеми своими силами, но, узнав о занятии города русскими, быстро занял нахичеванский путь и отрезал отряд от Аракса. Положение Эристова при других условиях могло бы сделаться весьма опасным.

К счастью, благодаря неимоверной быстроте, с какой обыкновенно распространяются в Азии вести всякого рода, в лагере Аббаса-Мирзы в этот самый день узнали о взятии Эривани. Известие это произвело на персидские войска потрясающее действие, а когда вслед затем разнеслась среди них весть, что из Маранды русские выступают по хойской дороге,– армия Аббаса-Мирзы, охваченная паникой, побежала. С несчастными остатками ее наследный принц уже не мог думать о каких-либо наступательных действиях и заперся в Хое. Но были слухи, что он послал в Тавриз приказание истреблять и вывозить оттуда все военные заготовления, чтобы они не достались русским. Муравьев, имевший об этом достоверные сведения, решился тогда воспользоваться общей паникой и овладеть Тавризом прежде, чем распоряжения Аббаса-Мирзы будут исполнены. Он хранил, однако, свои намерения в глубокой тайне, скрывая их даже от князя Эристова, не будучи вполне уверен, что тот согласится на столь ответственное и дерзкое предприятие.

Действительно, как ни верно были рассчитаны Муравьевым все шансы на успех,– движение это все же оставалось до крайности рискованным. Тавриз был многолюден, снабжен сильными укреплениями и, при решимости гарнизона, мог оказать непреодолимое сопротивление. “Но судьба,– говорит один очевидец этих событий,– как бы в возмездие за кровавые жестокости, совершенные некогда Ага-Мохаммед-ханом в Тифлисе, послала через тридцать лет мстителя персидскому народу в лице того же грузина, но во главе уже русского войска”... Дерзкое предприятие Муравьева удалось вполне.

Отряд Эристова выступил из Маранды по тавризской дороге 11 октября. Никому, не исключая и самого Эристова, не приходило в голову, что идут брать Тавриз, а Муравьев тщательно старался скрывать все, что могло хотя отдаленно намекнуть на близость второй столицы Персии. Переход был большой, утомительный, и многим пришлось разочароваться в стране, воспетой Саади и Гафизом. Местность лежала кругом безлесная, печальная; со всех сторон тянулись ряды обожженных солнцем красноватых гор, наводивших уныние, и только один Арарат оживлял картину своей гигантской вершиной, с которой все древние народы старались связывать свои священные легенды. Вечером войска прибыли в деревню Софиано и здесь остановились ночевать. До Тавриза оставалось отсюда всего сорок верст.

“Только тогда,– рассказывает Муравьев в письме к отцу,– князь Эристов хвалился, что я его привел на покорение столицы. Он удивился, что Тавриз так близко, говорил было об отступлении; но на другой день я еще подвинулся вперед и заняли лагерь в восемнадцати верстах от города. Тут уже мало колебались, ибо не было отступления, особенно для меня. Не взяв Тавриза, я не смел показаться начальству; взяв Тавриз, я предвидел также, сколько я подвергался неудовольствиям Паскевича. Но дело было уже решено; честь моя и обязанности требовали последнего: главные силы наши не могли еще скоро прибыть из Эривани, а я опасался, чтобы неприятель не приготовился к защите или не вывез бы всех запасов и заведений, там находящихся”.

13 октября, часов в восемь утра, войска остановились на речке Аджи-чае, в двух-трех верстах от Тавризского форштадта.

В городе между тем царствовало невообразимое смятение. Еще в то время, когда русские войска только что вышли из Маранды по тавризской дороге, и солдаты, и жители уже потеряли голову. С 12 числа по городу стали ходить какие-то письма, советовавшие жителям не сопротивляться русским. То были письма правителя и некоторых из почетнейших жителей Маранды, ручавшихся тавризцам, что, в случае покорности, жизнь и имущество их останутся неприкосновенными. Несколько таких писем было перехвачено и доставлено Аллаяр-хану, начались розыски, аресты; а между тем ночью в город кто-то прискакал из Софиана с известием, что сильный русский авангард уже вступил в эту деревню. Весть эта быстро распространилась по всем частям Тавриза. Жители предместий спешили укрыться в стенах города, а горожане толпами бежали из него.

В Тавризе стояло в то время шесть тысяч войска, оставленного здесь Аббасом-Мирзой для защиты города, под начальством Аллаяр-хана. Но известие о взятии Эривани, близость русской армии, последние неудачи Аббаса-Мирзы, загнанного к Хою,– все это настолько уронило нравственную силу в персидских войсках, что сарбазы потихоньку, малыми частями, выбирались из города и бежали. Вскоре бегство сделалось общим, и на рассвете 12 октября весь корпус беспорядочными толпами уже отступал по тегеранской дороге, думая только о собственном спасении. Немногие лишь остались на своих постах или бродили по Тавризу. Думают, что солдаты были напуганы более всего угрозами самих же жителей. Кроме прирожденной ненависти к южным своим соотечественникам, тавризцы очень желали удаления сарбазов из города, опасаясь, что они, при наступлении русских, бросятся прежде всего грабить сами, а между тем ничтожным сопротивлением только ожесточат войска, которые тоща, со своей стороны, выместят свои потери на тех же тавризских жителях.

Аллаяр-хан поздно узнал о позорном поведении своего войска. Когда все увещания его вернуть беглецов остались безуспешны, он, в гневе, приказал тавризцам самим преследовать и грабить негодяев. Но едва этот приказ был отдан, как вооруженные граждане, не рискуя догонять бежавших, предпочли напасть на солдат, еще оставшихся на своем посту; несколько человек было убито, четыреста взяты в плен, ограблены до последней нитки и заперты в цитадели. Горожане, запиравшие ворота, ведущие в город, забыли, впрочем, что есть другие, за каким-то старым, давно покинутым строением, и плененные, воспользовавшись этим, один за одним успели бежать. Смятение было так велико, что, по словам Одного англичанина, бывшего тогда в Тавризе, если бы в эту минуту появились две русские роты, они без труда овладели бы всем городом.

Некоторый порядок сохранился только в двух батальонах шаггарийцев, стоявших лагерем в поле, неподалеку от городских стен, и они получили приказ подойти ближе, чтобы охранять ворота. Аллаяр-хан сам выехал к ним навстречу, уговаривая солдат исполнить свой долг честно и твердо. Собравшиеся толпы народа отвечали первому министру бранью и каменьями, заставившими его поспешно скрыться.

Весь день по городу рассеивались самые противоположные слухи: то ожидали русских, то кричали, что Аббас-Мирза идет из Хоя, и его конница уже в пяти верстах от города. Гарем наследного принца перевезли между тем в сады; главнейшие гражданские чиновники со своими семействами также покинули город.

Но вот 13 октября, ранним утром, с высоких минаретов Тавриза действительно увидели какое-то двигавшееся войско, которое шло, однако, не от Хоя, а со стороны Софиано. Скоро ясно обозначились русские колонны; они дошли до речки Аджи-чая и остановились, как бы готовясь к сражению. Оба батальона шаггарийцев тотчас заняли городские стены. Пушки, установленные за несколько дней перед тем на бастионах и башнях, зарядили, ворота заняла надежная стража. Сам Аллаяр-хан, верхом на коне, старался ободрять войска. Но тот, кто повнимательнее вгляделся бы в лица солдат, прочел бы на них не решимость умереть, защищая город, а то особое настроение, при котором довольно какого-нибудь ничтожного случая, чтобы паника охватила защитников. Так случилось и тут. Русские были еще далеко, а неприятель уже открыл по ним орудийный огонь; грянул один пушечный выстрел... другой... А третий, особенно гулко раскатившийся по городу, вместе с тем послужил сигналом к общему, ничем не объяснимому и неосмысленному бегству персидской пехоты... Как все это произошло – неизвестно; но только стены оказались пустыми, пушки – брошенными.