Уловка Прометея - Роберт Ладлэм

Но Ник не отступал. Равно как и Елена. Она сравнила их нынешние труды со своим обычным занятием, обработкой перехваченных сигналов: где-то за каскадом помех и обилием бесполезной информации мог обнаружиться нужный сигнал – если, конечно, они сумеют его засечь. Руперт Вере закончил оксфордский Брейзноз-Колледж причем был первым в своем выпуске. За ним закрепилась репутация лентяя, но это, похоже, было лишь хитроумной уверткой. Кроме того. Вере обладал редкостным даром завязывать дружеские узы, и потому, как заметил обозреватель «Гардиан», «его влияние куда обширнее, чем формальные пределы его полномочий». Постепенно начала вырисовываться более отчетливая картина: в течение многих лет иностранный секретарь Руперт Вере трудился за кулисами, прокладывая путь договору о наблюдении, взывая к политическому долгу, привлекая на свою сторону друзей и союзников. И при всем при том его собственные заявления звучали весьма умеренно, а его связь с зачинщиками нигде не была зафиксирована напрямую.

В конце концов внимание Брайсона привлекли совершенно тривиальные на первый взгляд сведения. На пожелтевших страницах «Ивнинг стандард» обнаружился репортаж о гребных гонках 1965 года, проводившихся на Темзе, в Пенбурне, – в них участвовали команды национальной лиги из колледжей всей страны. И вот в заметке, набранной мелким шрифтом «агат», газета описывала эти команды. Вере, как оказалось, греб за Мальборо. Совершенно невинная заметка была написана на редкость напыщенным стилем.

* * *

«На состязании „Юниорские весла“, что проходят в Пенбурне, множество четверок и двоек показали себя с наилучшей стороны. В частности, четверка J18 из школы сэра Вильяма Борлейса показала наилучшее на этих гонках время (10 минут 28 секунд); почти сравнялись с ними экипажи, выступавшие в классе J16, из Сент-Джордж-Колледжа (10 минут 35 секунд), а ялики-двойки с честью представляли Вестминистер. Выдающийся результат показали обе двойки класса J14 из Херефорд-Катедрал-Скул (12 минут 11 секунд и 13 минут 22 секунды). Кроме того, несколько превосходных спортсменов выступали на одиночках класса Л 6. Первым пришел Руперт Вере (11 минут 50 секунд), на 13 секунд опередив своего товарища по команде Мальборо, Майлза Пармоура, а Давид Хьютон показал результат 13 минут 5 секунд, оторвавшись от своих преследователей почти на полминуты. Чрезвычайно перспективнные спортсмены, Пэрриш из Сент-Джордж-Колледжа (12 минут 6 секунд) и Келлман из Дрэгон-Скул (12 минут 10 секунд) возглавили таблицу в классе MJ16, придя, соответственно, четвертым и пятым в общем зачете. Здесь же, в Пенбурне, прошли гонки младшей возрастной группы на дистанции полтора километра. Победитель в классе WJ13, Доусон из Мальборо (8 минут 51 секунда), закончил со столь же похвальным результатом утреннюю гонку в классе WJ14, а теперь финишировал пятым, сразу за победителем в классе MJ13, Гуди».

* * *

Брайсон перечитал заметку, а вскорости отыскал еще парочку подобных. Вере греб за Мальборо в одной восьмерке с Майлзом Пармоуром.

Да. Иностранный секретарь Британии и член парламента, представитель от Челси, изначально поддерживавший договор, был давним приятелем лорда Майлза Пармоура.

Неужели они нашли того, кого искали?

* * *

Новый Вестминстерский дворец, более известный под названием здания парламента, был квинтэссенцией британского общества – столь причудливо в нем смешались старина и современность. Королевский дворец стоял на этой земле еще со времен датского короля Кнута. Затем в одиннадцатом веке Эдуард Исповедник и Вильгельм Завоеватель возвели на новый уровень древнюю мечту о королевской щедрости и роскоши. Связь времен была здесь столь же нерушима, сколь Великая хартия вольностей, а привычка отклоняться от нее – еще нерушимее. В середине девятнадцатого века здание перестроили в лучших традициях неоготического стиля, и оно стало представлять собою наглядное свидетельство мастерства строивших его архитекторов: воплощенная в камне картина искусственной, искусной древности. Еще раз его перестроили, когда палата общин была разрушена во время Второй мировой. Тщательно отреставрированное здание, смягченная вариация на тему поздней готики, было теперь копией копии.

Хотя здание парламента и примыкало к одному из самых загруженных транспортных узлов Лондона – Парламент-сквер, располагалось оно все же несколько в стороне, и его защищала собственная цитадель, занимающая восемь акров. Сам же «новый дворец» был всегда заполнен людским водоворотом. В нем имелось почти тысяча двести помещений и добрые две мили коридоров. Та часть здания, которой члены парламента пользовались чаще всего и которую обычно показывали туристам, действительно смотрелась очень впечатляюще, но на самом деле здание было гораздо больше, и его план, из соображений безопасности, не выставляли на всеобщее обозрение. Но все же его можно было отыскать в исторических архивах. Брайсон выделил два часа, чтобы изучить план досконально, во всех подробностях. Вскоре переходящие друг в друга прямоугольники сложились у него в голове в единую схему. Теперь Ник в точности знал, как пройти от библиотеки пэров до Зала принца; он знал, какое расстояние отделяет резиденцию спикера от резиденции парламентского пристава; знал, сколько потребуется времени, чтобы добраться от кулуаров палаты общин до ближайшего министерского кабинета. В те времена, когда центрального отопления еще не существовало, особые помещения, отделенные от внешних стен неиспользуемыми, изолированными комнатами, играли важную роль. Более того, общественное здание таких размеров постоянно нуждалось в ремонте и подновлении, а потому в нем существовали специальные коридоры, дабы рабочие могли пройти к месту ремонта, не оскорбляя своим видом великолепия парламентских залов. Этому зданию, как и самому правительству, для нормального функционирования требовала сложный комплекс мер, остающихся сокрытыми от глаз широкой общественности.

Елена тем временем выискивала все зафиксированные подробности жизни Руперта Вере. Ее внимание привлекла еще одна мелкая деталь: когда Вере было шестнадцать лет, он выиграл конкурс «Санди таймс» по разгадыванию кроссвордов. Вере по природе своей был игроком и явно любил играть; только вот сейчас он участвовал в очень уж необычной игре.

В пять утра вокруг здания парламента отправился бродить прохожий в кожаной летной куртке и черных очках, напоминающий туриста, который мается бессонницей и гуляет, стараясь избавиться от похмелья. По крайней мере, Брайсон очень надеялся, что его можно принять за такого туриста. Он остановился перед черным изваянием Кромвеля, неподалеку от Входа Святого Стефана, и прочел аккуратно выписанную надпись: «Пакеты крупнее размера А4 и все прочее, за исключением цветов, следует доставлять через вход в саду Блек-Род». Брайсон прошел мимо Входа Пэров, отметив, что тот расположен в точности напротив остальных входов, затем прогулялся среди небольшой купы каштанов, приметив, где находятся скрытые камеры: они были размещены на высоте и накрыты белыми эмалевыми колпаками. Брайсон знал, что лондонская столичная полиция создала целую сеть камер для наблюдения за дорожным движением; на полицейских постах и высотных зданиях было установлено три сотни подобных камер. У каждой из этих камер, разбросанных по всему городу, был свой номер, и чиновник, облеченный должными полномочиями, набрав этот номер, мог вызвать прекрасное, четкое изображение соответствующего лондонского района. Можно было чередовать обычное и увеличенное изображение. Можно было следить за действиями полицейских, переходя от камеры к камере. А можно было наблюдать за каким-нибудь водителем или пешеходом, не боясь, что тебя засекут. «Пожалуй, неразумно будет долго торчать здесь, на этом насквозь просматриваемом пятачке, – решил Брайсон. – Лучше убраться отсюда побыстрее».