Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - Джон Эрнст Стейнбек

ЧЕЙЗУ

Нью-Йорк, 14 июля 1958 г.

Большое спасибо за Ваше доброе письмо и за книги, которые Вы присылаете. Мне кажется, что книг много не бывает.

Я намереваюсь и впредь отправлять вам с Элизабет подобные письма. Считаю, это очень полезно — оформлять свои размышления по поводу работы в виде писем. Вы со мной согласны?

ЧЕЙЗУ

Нью-Йорк, 28 июля 1958 г.

Я всегда был немного невнимательным, но вот упрекнуть меня в неблагодарности никак нельзя. Книги, которые Вы мне прислали, просто восхитительны. Здесь все пребывает в таком беспорядке, что я совсем уже запутался и потерялся. Сегодня рабочие планируют взяться за мою мастерскую. Думаю, тогда все изменится к лучшему. По крайней мере, у меня будет возможность спрятаться от всей этой неразберихи. Постройки здесь изолированные, так что, надеюсь, работы займут не более трех дней.

ЭРО И ЧЕЙЗУ

Нью-Йорк, 11 августа 1958 г.

Наконец-то моя Веселая Стража отстроена. По крайней мере, отстроена настолько, чтобы в ней можно было работать. Конечно, здесь еще требуется сотня мелких усовершенствований, но я все это постепенно сделаю и установлю. Хочу сказать, что никогда прежде у меня не было подобного убежища!

Планирую приходить сюда каждое утро и оставаться до тех пор, пока дневное задание не будет выполнено. Тот факт, что отсюда открывается отличный обзор, вовсе меня не отвлекает. Совсем наоборот. Сознание, что я могу видеть во всех направлениях, отбивает всякую охоту смотреть. Подобное утверждение может показаться парадоксальным, но на самом деле никакого противоречия здесь нет. Все это чистая правда. Итак, отныне хватит валять дурака, со всеми жалобами и отговорками покончено. С этого самого момента я намереваюсь серьезно взяться за работу, поскольку нет никаких извинений моему безделью… Никто и никогда не имел лучшего места для работы.

Если честно, то сейчас у меня есть все, чего можно было бы пожелать. Лодка, дом, теперь вот Веселая Стража, мои друзья и моя работа. А также есть время, чтобы уделять его каждому из перечисленных пунктов. Недавно я сидел и размышлял над извечной темой нехватки времени. Мне кажется, все эти разговоры ведут люди, неспособные справляться с работой по причине собственной неорганизованности. Я и сам нередко этим грешил, но теперь конец всем жалобам и оправданиям! По крайней мере, так я решил сегодня утром. Не буду скрывать, что по натуре я ужасный нытик. Всегда таким был, и это ни для кого не секрет. Но отныне я собираюсь решительно бороться с этой своей чертой. Во всяком случае решение принято, и надеюсь, что энтузиазм мой не иссякнет в ближайшее время.

ЧЕЙЗУ

Нью-Йорк, 21 октября 1958 г.

Очень странно после долгих месяцев совместной работы внезапно оказаться отрезанным от всех, в полной изоляции. Наверное, так должна себя чувствовать прима-балерина в театре. Мне сложно это объяснить, даже самому себе. Я себя ощущаю двигателем, у которого отказало несколько цилиндров: нет искры зажигания, а почему — неизвестно. Хотя я немного разбираюсь в двигателях и могу предположить, что причина кроется там-то и там-то. Могу даже попытаться вычислить внешние факторы, которые в конечном счете привели к поломке. Но это мои личные проблемы. А то, что касается Вас, сводится к простой констатации факта: двигатель не работает. Я отдаю себе отчет, что Вам, наверное, обидно слышать подобное, а уж Вас-то я никак не хотел бы обижать. Ведь Вы здесь ни при чем, во всем виновата моя проклятая неуверенность.

Вы помните, как все развивалось. Я был недоволен своей работой, мне казалось, что все катится как-то уж слишком легко и гладко. И тогда — в попытке избавиться от легковесности — я решил сделать перерыв и больше года ничего не писал. Мне казалось: когда я снова вернусь к работе, у меня появится свежий взгляд на вещи и, возможно, новый обогащенный язык. И что же? Я попытался снова взяться за роман, но никаких подвижек к лучшему не случилось. Никакого тебе нового языка! Вместо того — бледная имитация прежнего, да еще и в ухудшенном варианте, поскольку за время бездействия я потерял сноровку, какие-то писательские мускулы атрофировались. Безрезультатно промучившись над текстом, я сдался и подумал: а может, следует переключиться на что-нибудь другое. Так сказать, нарастить атрофированную мускулатуру на каком-то коротеньком, несложном сюжете. И я взялся за эту работу, хотя и знал, что несложных сюжетов не бывает. Увы, это тоже не сработало. Я накропал семьдесят пять страниц нового текста, прочитал их и выбросил в корзину. Не желая самому себе признаваться в катастрофе, я написал еще пятьдесят страниц — и отправил их туда же. И вот тогда-то на меня снизошло озарение по поводу языка. Идея, как водится, лежала на поверхности, но почему-то никто из литераторов не удосужился ею воспользоваться. Моя «простенькая вещица» была посвящена современной Америке, и я подумал: а почему бы не писать ее на американском варианте английского языка? А что? Отличный язык — достаточно сложный и исключительно коммуникативный. Обычно используется в диалогах, в развлекательной индустрии, ну и, пожалуй, у нескольких спортивных комментаторов можно его встретить. Да, вот еще: язык этот часто используют в произведениях, где повествование ведется от первого лица. Правда, я далеко не уверен, что он официально признается литературным языком. И я загорелся этой идеей, американский язык буквально звучал у меня в ушах. Короче, я попробовал, и мне понравилось — было ощущение, что я все делаю правильно. Не скажу, чтобы все шло гладко, без проблем, но это было хорошо. Для меня. И тут меня осенило: наверное, точно так же чувствовал себя Чосер, когда обнаружил, что можно писать на разговорном языке, и никто за это не посадит в тюрьму. Или Данте — когда осознал литературную значимость флорентийского диалекта, ведь до него все на нем говорили, а вот писать никто не отваживался. Признаю: избрав в качестве образца двух признанных корифеев европейской литературы, я замахнулся куда как высоко. Но в конце концов даже кошке не возбраняется смотреть на Чосера…

И вот теперь меня, похоже, несет. Артуровские мифы снова вернулись ко мне! По ночам я не могу заснуть, ибо в ушах звучат знакомые истории, рассказанные на новый лад, а перед глазами проплывают хорошо знакомые образы. Поймите меня правильно, я пропагандирую вовсе не безграмотный язык (большинство наших классиков наверняка со мной не согласятся, но что с них взять — ведь точно такие же обвинения выдвигали и против Чосера). Американский язык — это нечто совершенно новое. Он дает возможность сочетать все мои благоприобретенные знания с современными способами общения. Он не грешит излишней жеманностью и одновременно не является узкорегиональным диалектом. Его конструкции выросли из нас самих и при этом вобрали в себя все, что существовало ранее. Однако наиболее ценным мне представляется легкость и плавность американского английского, интонации и ритм, которые не встречаются больше нигде в мире. И бесполезно спрашивать, откуда он взялся, потому что язык этот — плоть от плоти нашего континента и двадцати поколений, живших здесь. Основу его составляет английский язык, обильно удобренный и засеянный семенами других языков — различных негритянских и индейских диалектов, итальянского, испанского, немецкого, идиша. Все эти составляющие настолько перемешались и слились, что выросло нечто монолитное и совершенно новое.